— Ну? — терпение Оосавы балансировало на той тонкой грани, когда новый взрыв мог последовать буквально через мгновение. Саймон решил не нагнетать.

— Некоторые лоцманы чувствуют не только свои переходы, но и чужие. Я — чувствую, — уточнил он. — Отец тоже, но хуже, — Соломон улыбнулся и развел руками. — Чего не чувствует почти никто, так это вектор. Особенно если это индивидуальный перенос. Нам крупно повезло, что их было четверо — я смог засечь… Не координаты, но примерное направление и дальность. Это где-то рядом.

— Насколько примерные? — буркнул ооновец, выходя на связь с нужными службами. Карта системы уже светилась в центре комнаты, и в данный момент к ней добавлялись точки, эллипсы и касательные. Молодой лоцман покривился.

— Плюс-минус километр. Я не каждый день это делаю…

Оосава оторвался от разговора с диспетчерами и воззрился на Саймона. Остальные тоже потрясенно молчали.

— И он еще прибедняется, — резюмировал Фишер-старший, хлопнув ладонью по колену. — Сынок, напомни, чтобы я поговорил с функционерами Профсоюза о премии. Скажем, пара годовых окладов…

Не вытерпев, Анжело перебил:

— И где?

Саймон запросил доступ, повертел модель, подвигал масштаб. Прикрыл глаза.

— Здесь, — палец обвел область на высоте парковочной орбиты Нового Эдинбурга, с другой стороны планеты относительно местоположения катера. — Трясите контроль, теперь их очередь на вазелин.

Проигнорировав колкость, замглавы Четвертого комитета принялся переругиваться с ответственными лицами. Соломон подвигал носом, хмыкнул и, видимо, пытаясь сгладить неловкость от предыдущей беседы, задал вопрос:

— Анжело, а где ваша секретарша? Вы все сам да сам…

Выкроив мгновение, тот отмахнулся.

— В офисе, на Земле. Ей есть, чем заняться, а в поле я привык работать лично. Svoy glazok smotrok, как русские говорят. Подождите… — лицо Оосавы стало задумчивым, затем он вывел полученные данные на карту. — Этот район пуст. Там никого не было в обозначенное время. И за полчаса до — тоже. Подозрительно как-то даже, удобная орбита, а простаивает…

Нахмурившись, молодой лоцман наклонился вперед и помедитировал на голограмму.

— То есть, вообще ничего?

— Радары, оптика, гравиметрия, — выводил подписанные объемы с информацией ооновец. — Чисто, как у девственницы.

— Оптика, — пробормотал Саймон и сощурился. Мысль не давала ему покоя. — Оптика… Ведь есть на этом камне астрономы?

— Обсерватория на обратной стороне Хаггиса, — при упоминании национального шотландского блюда, давшего название местной луне, Анжело покривился. — Но они выше…

— На поверхности, — ткнул пальцем вниз Фишер-младший и, раздражаясь непонятливостью окружающих, пояснил. — Любители.

— Ааа… — протянул Оосава. Затем его осенило, и он воскликнул в совсем ином ключе: — Ааа! Uno momento!

Оперативности местных внутренних органов можно было только позавидовать. Уже через час полный перечень проданных и ввезенных на планету телескопов, подзорных труб и цифровых биноклей — с указанием владельцев, — был составлен, прислан и развернут. А еще через два Саймон устало потер лицо, отхлебнул замечательный, сваренный в джезве телохранителем Оосавы кофе и проворчал:

— Если метадата не врет — вот ваши беглецы. По тоннажу похоже на то, что я почувствовал… Анжело, а еще еда у вас есть?

Ооновец ответил не сразу. Он сверился с данными орбитального контроля, снова уставился на изображение. А потом пробормотал в тон вопросу:

— На социалке сгною разгильдяев, — затем спохватился и позвал охранника: — Йорген, организуй нам обед. И вот что интереснее всего, — в голосе Оосавы, когда тот указующе ткнул пальцем, звучало чуть ли не восхищение. — Где они взяли этот реликт?

Попытки создать идеальный корабль предпринимались энтузиастами своего дела во все времена.

Над этой задачей ломали головы еще тогда, когда деревянным — а позже металлическим — коробкам приходилось бороздить не разреженный межпланетный газ, дилетантами ошибочно именуемый «вакуумом», а вполне себе упругие и хлесткие волны морей да океанов. Уже в ту пору многие решительно настроенные конструкторы, некоторыми из современников называемые отважными визионерами, а некоторыми — придурковатыми прожектерами, озадачились идеей сотворения такого судна, чтобы «и в пир, и в мир, и на абордаж, и тоннаж, и экипаж, и авианесущая палуба».