Димка пожал плечами, посмотрел на меня волком. Я отвёл взгляд — всматриваться в его глаза мне совсем не хотелось. Я подозревал, что в моих глазах все то же, от того и зеркал суеверно избегал. Если честно, то даже перебил их в своей квартире. Бесили. И затравленный мой взгляд, и донельзя здоровое тело, которое никакая зараза не брала. Так и буду бегать, пока не подстрелят, а Катя… Я махнул рукой. Сам себя задолбал и нытье это тоже… достало.

— Поговори с ней, — попросил Димка.

Я снова махнул рукой — говорил. Она смотрела сквозь меня, она отлично в этом искусстве поднаторела за последние годы. Когда вроде и говорит с тобой, а взгляд в пространство. И упрекнуть нечем — слушает. Улыбается молча, Мона Лиза, блядь. А меня так и подмывало пробить на жалость… Катька меня не любила, но жалела. А я ловил эти крохи жалости и тепла, как щенок голодный подачки со стола.

— А пошли тоже сдохнем? — предложил я.

— Гениально, — ответил Дима и подозвал официанта.

Мы бухали. Это вообще очень по мужски, просветила нас мама Димы. Бухать в тяжёлой ситуации. Героически. Прям так она и сказала. Вроде, как стыдно стать должно. Может даже стало… где-то очень глубоко внутри, где жил ещё Сенька, самый красивый мальчик в школе, которого всеобщая любовь и безденежье ещё не успели испортить. Только, сука, слишком глубоко. Желания надраться не убило.

И как назло алкоголь ухал внутрь, как в черную яму и кроме лёгкого отупения и желания отлить ничего не вызывал. Легче не становилось, деньги и хорошее бухло на ветер.

— И что делать?

Вопрос риторический. Сколько раз мы его задали друг другу за эти дни — не счесть. А ответа так и не нашли. Может и правда, не на дне бутылки его искать нужно. Но попытаться то стоило… Смешно, но мы с Димой старались не бухать далеко от больницы в которой лежала Катька. Пьём, а телефоны на столе рядом лежат. Позвонят — сорвемся. Только не звонит никто, а если звонят, то совсем не те. Приходится самим мучить бесчисленными звонками врачей, а они все твердят одно и то же. Они тоже достали.

— Давай больницу взорвем, — снова выдвинул я предложение. — А то достали… Прогнозов не делаем, бахилы наденьте… Меня, возможно, нахер уволили, но динамит я найду…

— Конечно, Кате же станет легче от этого.

— В старину так хоронили… Приносили в жертву тьму народа, чтобы, значит, покойнику на том свете не так скучно было. Вот мы с проводим всех с Катькой, да ещё и с салютом…

Слушать мой не совсем трезвый бред Димке явно надоело. Полез в карман. Вынул телефон — Катькин. Я нашу Дюймовочку в последние годы видел всяко чаще, чем её Ромео, поэтому трубку признал сразу.

— Разряжен, — сказал Димка. — Я все включить его боюсь. По сути сто грамм пластика, а словно ящик пандоры.

— Забей, — велел я. — Не считая криминала, трупов и наркотиков Катька жила вполне себе скучной жизнью. У неё даже мужиков в последние годы не было. Кроме меня…

Димка кулаки сжал. Я даже обрадовался — подеремся сейчас! Все лучше, чем уныло спускать бухло псу под хвост. А Катьке можно и не рассказывать, это её расстроит… Однако мой бывший товарищ взял себя в руки, кулак, вместо того, чтобы в печататься в мой нос разжался. Жаль, я уже буквально чувствовал вкус крови на губах. Мазохистом что ли на старости лет заделался? Станешь тут….

Я взял телефон в руки, повертел. Мой зарядник бы подошёл, но он в машине, а машина хрен знает где. Но есть официант. Официанты — милейшие существа. Главное, чаевые отстегивать, и их терпению позавидует сам Будда. Через три порции виски, которое я в себя буквально вливал — не хотелось, Димка решил, что хватит. Телефон появился перед нами заряженный на двадцать четыре процента. Хватит. Для чего только?

— Та-да-да-дам, — выдал я под мелодию какого-то мрачного гимна и заслужил ещё один мрачный взгляд. Буде, меня этим не пронять. Луженый я. — Ну что ты мнешься, как девица на выданье?

— Я код не знаю, — вспомнил Дима.

— Дай.

Код я тоже не знал. Даже удивился этому факту. Я же все знаю, про мою Катьку, которая моей никогда не была. Испугался. А вдруг и правда, долбаный ящик Пандоры? Может, ну его… Я покрутил телефон в руках.

— Сим-сим, откройся…

Телефон завибрировал, включаясь. Мелькнул на экране известный логотип. А потом, не дожидаясь, пока мы определимся, как быть дальше телефон разразился гневной трелью.

Сначала телефон я выронил, просто от неожиданности. Потом потянулись к нему оба, разом протрезвев. Я даже подумал, что может Катька на маникюр записалась, а мы тут устроили… Телефон я схватил. А потом перебросил Димке, словно он раскаленный.

— Трус, — констатировал Дима.

И трубку взял. Я перегнулся через стол, чуть ли не прижался щекой к Димке, наши мамы бы растрогались, право слово. Мне не хотелось пропустить ни слова. Но слова… были не теми, что я хотел бы услышать. Но и роптать было глупо, когда меня судьба по голове гладила ласково? Да никогда. Разве тогда, в самую первую ночь, когда Катька обнимала меня всем телом и я притворялся, что не чувствую на своих губах её слез.

Через каких-то полчаса мы были в больнице. В другой, не Катькиной. У той, что здесь лежала не было всего самого лучшего, что мог предоставить наш город. Казеная ночнушка, одеяло в клеточку, не вправленное в пододеяник. У меня даже руки зачесались исправить это и перестелить постель как следует. Но тревожить больную нельзя, она в коме. В реанимацию нас пускать не хотели, но наглость и деньги города берут, что уж говорить о среднестатической российской больнице.