А к утру воскресенья я осознал — волнуюсь за Настю. То есть ревновал, не без этого. И к козлам, и к мужчинам, которых она после секса не прогоняла. Но и понимал, на нашей улице она не появляется слишком долго, я уже целенаправленно караулил. Не проходила мимо, не заглядывала к моей соседке. Я возобновил пробежки, даже пару раз мимо её дома пробегал, и ничего, ни козлов, ни людей. Вдруг с ней случилось что-нибудь?

Поэтому воскресным утром я побрился, хотя обычно этим не грешил — Никитке все равно, насколько я бородат. И побежал в малую Покровку не просто вокруг побродить, а направлено узнать, жива там моя чокнутая Настя, не сбежала ли.

Настя сидела на крыльце. Перед ней в траве козленок стоит, неловко расставив ноги. Она на козленка смотрит, я на неё. Похудела. Настя не должна быть такой бледной, изможденной. Она должна быть загорелой, цветущей, и с полными карманами разнообразных проблем.

— Как ты решила его назвать? — спросил он.

Я ещё не отошла от удивления, слишком внезапно Егор появился. Я не успела оплакать себя, накрывшуюся медным тазом жизнь, к разговорам по душам была не готова.

— Егором, — буркнула я, и начала подниматься.

Пожалуй, моё движение было слишком резким, меня повело в сторону и я упала прямиком в услужливо подставленные мужские руки.

— Ты чего это? — удивился и испугался Егор.

— Простыла немножко.

И ещё не ела почти несколько дней. Этого я говорить не стала. Егор занёс меня в дом, устроил на диване. Ушёл на кухню, загремел там, вернулся с чаем. Вот все меня кормят и чаем поят! Давно надо было заболеть.

— Когда ела в последний раз?

— Вчера точно ела.

Егор транспортировал меня на кухню и заставил есть. Готовить, в отличии от Тани не стал, разогрел то, что от вчерашнего ужина осталось. Аппетита у меня не было, но я так офигела от происходящего, что малька поела.

— Хочешь, я останусь?

Спросил, казалось, с надеждой. Я хотела, очень хотела. Но я видела, что со мной происходит. Я к нему привязывалась. Это меня пугало. Во-первых, я ничего не могу ему дать. Я даже ребёнка родить не могу. Все моё приданое — козёл. А во-вторых… если я прикиплю к нему, а это непременно случится, невозможно не прикипеть к идеальному, а потом ему надоем, то просто умру. Мне нужно научиться жить одной. Мне нужно съездить к маме и сказать ей, что внуков у нее не будет. Или, эта новость подождёт ещё пару-тройку лет?

— Не нужно, Егор. В этом всем… нет смысла.

— И что, мне уходить?

Я кивнула. А потом вспомнила.

— Только козла моего принеси с улицы.

Егор выругался, но козла принёс. Уехал, а я час ревела от своей никчёмности и бесполезности. Потом пришлось прекращать реветь и кормить животное, потому что оно, оставленное в прихожей, дошло до моего дивана и снова принялось слюнявить подушку.

Ночью у меня снова поднялась температура. Но в пространстве я не терялась, чётко понимала — понедельник наступил. Я лежу и не сплю, но сейчас прозвенит будильник, мне придётся вставать, одеваться, топать в обиталище миллионеров и заставлять какать их собак. Одна мысль об этом убивала — на улице моросил дождик.

Я со стоном выбралась из постели, надела вязаные носки и пошла ставить чайник, не дожидаясь звонка будильника. Дверь, которую так никто и не озаботился запереть на ключ, открылась. Пригнувшись под низкой притолокой вошёл Егор.

— Ущипните меня, я брежу, — попросила я.

Никто меня не щипал, пришлось самой. Егор никуда не делся, стоял в тесном коридорчике, а время — шести утра нет.

— Я так и знал, что ты встанешь в несусветную рань и попрешься под дождь, — недовольно проворчал он.

— Какого хрена ты это делаешь?

— У меня собаки.

— Какие нахрен, собаки? У тебя температура, я это без градусника вижу.

— Я работаю собачьей няней. Выгуливаю семь собак, получаю по триста рублей с каждой в день. Неплохие деньги, между прочим!

Егор снова выругался — он слишком много ругается. Принёс кошелёк, видимо, из машины. Отсчитал две с половиной тысячи и положил их на стол.

— Вот.

— Это что?

— Твоя зарплата. Иди в постель и не вставай.

Никто никогда не считал, что я вправе сама заботиться о себе. Нет, безусловно приятно, когда ты больна, а тебе в постель приносят чашку горячего чая. Но Егор своим поступком просто зараз обесценил все, что я делаю.

— Это работа, Егор, — тихо сказала я. — Давай я дам тебе три тысячи и ты в офис не поедешь. Нормально? Это же… мои обязательства. Какими бы они не были. Кто-то ворочает миллионами, кто-то выгуливает собак. В любом случае это — работа.

— Черт.

Егор сел на табуретку и явно задумался. Я на время посмотрела — скоро уже выходить. Интересно, Егор меня подвезет или обидится и уедет? Он поступил неожиданно. На подоконнике лежала записная книжка с вложенной в неё ручкой. Егор вырвал из неё листок и пододвинул мне вместе с ручкой.