– Чем? Шампанским?
– хихикаю, прикрывая рот ладонью.
– Когда ты успел?

– Если подливать в него водку получается значительно быстрее. Ей нравилось пить за наше знакомство.

Широко улыбаюсь, забыв о всех неприятностях. Не могу на него насмотреться, хочу дотронуться до лица, провести пальцами по подбородку.

– Спокойной ночи, Олег, - разворачиваюсь, возвращаясь в дом.

– Добрый ночи, Вероника Игоревна.

Его голос ласкает мой слух, самой сладкой в мире музыкой.

Сергей сидит на корточках возле того, что осталось от сарая, перебирая сухой веткой обгоревшую траву.

– Нехорошо, - нудит Саныч, - переступая через черные обуглившиеся головешки, - проверить бы все, как следует. Где это видано, чтобы такая махина просто так сама вспыхнула? Комиссию надо, чтобы все исследовали.

Я стою молча, переглянувшись с Никой, сохраняю спокойствие. Она катит коляску по узкой дорожке, наматывая круги по одному и тому же месту. Не слишком удобно для прогулки, но она подслушивает. Это забавно, а я пытаюсь быть серьезным, все ж таки судьба решается. Сергей встает, отряхивая штаны, очищая ладони.

– Не будет здесь никакой комиссии!

Так я и знал, предсказуемый Сережа в своем репертуаре.

 - Еще не хватало, чтобы тут дознаватели Госпожнадзора ползали, - щурится хозяин обгоревшей постройки. – Гостей тьма, кто угодно мог кинуть окурок, а внутри чего только не было, хорошо не взлетели на воздух.

Опускаю голову, тихонько усмехаясь, рыльце твое в пушку. Саныч недоволен, он продолжает кряхтеть, причитая.

– Только вот стульев на кухне теперь нет, - щелкаю языком, запихивая руки в карманы.

Не ласкать Нику взглядом очень сложно, не могу насмотреться на нее, особенно, когда она в радиусе десяти метров.

– У меня есть, - ржёт хозяин, пожевывая зубочистку, - один остался.

Кроме него никто не смеется, оборачиваясь на жену, Сергей отдает приказ:

– Стулья новые выбрать сможешь?

Ника вздрагивает, не ожидала, что он к ней обратится, теряется, пугаясь. Как же мне все это не нравится. Сергей разминает ноги и шею, приседает, размахивая руками, как лопастями винта вертолета.

– Саныч, отвезешь ее в магазин какой-нибудь мебельный. Подберите там, чтобы к кухне подходили, впадлу мне, честно говоря, всем этим заниматься.

Старикан бросает головешку, причитая с удвоенное силой.

– Сергеевич, ты совесть имей. Ты глянь сколько у меня работы! Кто это будет разбирать? Наши женщины с кухни? У меня тут на неделю, можно мне туда-сюда не таскаться?

Ветер развивает волосы, убираю их назад, застегивая молнию толстовки. Погода портится, осень постепенно вступает в свои права. Не очень люблю эту дождливую пору года, когда листья липнут к подошве кроссовок, а ветер продувает до мозга кости.

– Ладно. Счас батя приедет, он хотел с внуком погуляться, малого оставите нам, а сами сгоняйте, - неожиданно обращается ко мне Серый, - и выберите эти чертовы стулья, а то и вправду жопу прижать негде. Не в гостиной же жрать постоянно, все засрем там крошками.

Непроизвольно переглядываемся с Никой. Колесо коляски съезжает с тропинки, буксуя в земле. К покрышке липнет трава, двигаться становится трудней, но Ника молча направляется к дому. Главное не вскрикнуть от радости, успокоить дикое сердцебиение, изобразить недовольство, но это так трудно, когда представляешь ее рядом собой наедине в машине.

– Только со жрачкой для малого разберись, жена, - Ника поворачивается, но не оглядывается, - чтобы все было. Хотя, – сомневается Сергей, - можно и по инету заказать стулья.

– Ой, херня эти ваши интернеты, - встревает Саныч, - на стуле посидеть надо, примерить, приловчиться.

Любуюсь ее сосредоточенным профилем, даже не сразу замечаю, что Сергей разговаривает со мной, продолжая распоряжаться:

– Слышишь, Олег, еще в клуб заедете наш, там блин залило все после дождя, пофоткай, посмотри насколько серьезно, может ремонт надо делать, а через неделю открытие.

Нервничаю, как мальчишка, сжимаю скрипучую кожу руля, когда Ника тихонько открывает пассажирскую дверь. Аромат ее сладких духов моментально наполняет салон, дышу, как можно чаще, улыбаясь ей. За спиной вырастают крылья. Столько времени вместе, голова кружится от предвкушения. Мы должны сказать себе стоп, потому что - это счастье напрокат. Но я не хочу и не могу этого сделать.

Смотрю на нее во время движения. Она просит следить за дорогой, но так улыбается при этом, что я не выдерживаю, на перекрестке расстёгиваю ремень, тянусь, чтобы украсть хоть один быстрый поцелуй. Мои губы беспорядочно скользят по ее шее, но красный свет светофора становится зеленым слишком быстро, не успеваю насладиться вкусом ее кожи. Я очень хочу ее, но не желаю больше настаивать.