Все еще не в силах посмотреть в мертвые глаза Сюзанны Вермонт, Ковард отвернулся к стене, крепко зажмурил веки и прошептал:

– Прости… Я пытался сделать все, что было в моих силах, но… Оказался бессилен. Прости…

Сидя в своей комнате поздно вечером и периодически поднимая задумчивые глаза на мерцающий огонек единственной свечи, стоящей на столе и разбавляющей густую темноту, Ковард занимался тем же самым, чем и каждую предыдущую ночь. Для него это стало своеобразным ритуалом – писать письмо на имя главного полицейского Шотландии, в котором он открыто указывал, что ему отвратительны методы воспитания сэра Белони Хьюмана, недопустимые в границах Британской Империи, которые обязательно должны заинтересовать компетентные органы, для того, чтобы этот ублюдок, прикрывающийся именем Господа, получил по заслугам. Он писал, что на руках этого изверга кровь, а кроме того, добавил, что последняя его жертва – Сюзанна Вермонт, скончалась не от сердечного приступа, а от побоев и потери крови, и проклинал себя за соучастие в преступлении. Он называл Хьюмана убийцей и безумцем, а потом, подписав письмо, поставил сегодняшнюю дату и…

Сжег его над свечой, обреченно рассматривая, как языки пламени скручивают белый листок, мгновенно превращая его в хрупкий черный уголек. Ковард знал, что не сможет отправить это письмо ни при каких обстоятельствах, потому что в таком случае, Хьюман обязательно потащит его на виселицу сразу вслед за собой. Возможно, если бы Ковард был более храбрым и отчаянным человеком, готовым к риску, он бы не сжег письмо, но… Ковард был всего лишь Ковардом.

Отложив перо, он вздохнул и посмотрел на трепыхающийся комок пепла, оставшегося от тонкого белоснежного листа, осознавая с грустью, что у него нет выхода из сложившейся ситуации. Он прекрасно знал, что завтра вечером напишет очередное письмо и снова сожжет его. И это повторится и послезавтра, и послепослезавтра, до тех пор, пока смерть не наложит на него руки, и он сам, подобно этому листку, не будет вечно гореть в аду за свою трусость.

– Итак, девочки, – торжественно объявил Хьюман следующим утром, собрав воспитанниц в актовом зале, где на металлическом столе, который доктор Ковард перекатил из своего кабинета, покоилось тело Сюзанны Вермонт, по самую шею укрытое плотным войлочным покрывалом. – Мы все – свидетели печальной, незавидной судьбы, которая ждет любую из вас, кто откажется вернуться на истинный путь и покаяться в своих грехах. Подойдите поближе и посмотрите на лицо этой несчастной… Ну же! – прикрикнул он, хлопнув в ладоши. – Шевелитесь!.. Обратите внимание на перекошенное злобой выражение ее лица. Именно так выглядит смерть грешницы.

Коварду очень захотелось вставить слово и добавить, что именно так выглядит смерть забитой кнутом несовершеннолетней девочки, но он, посмотрев украдкой на невозмутимое лицо миссис Айренстоун, преподавательницы естественных наук, которая находилась здесь же, промолчал, покрепче сжав свои тонкие губы.

Девушки, которых было около тридцати пяти человек, взявшись за руки, нерешительно сомкнули круг вокруг ложа Сюзанны и с благоговейным ужасом принялись рассматривать тело своей подруги, которая еще вчера в обед казалась им живее всех живых. Ковард внимательно оглядел лица воспитанниц. У некоторых в глазах стояли слезы, а кто-то ликовал украдкой – видимо, покойная ладила не со всеми.

– Смотрите на нее внимательно, – продолжил Хьюман с усмешкой, – и молитесь тому, чтобы ваши души были сильнее, чем душа этой несчастной, которая не смогла воспротивиться Искушению!

Одна из девушек ахнула и сделала шаг назад, а затем закрыла лицо руками, словно была поражена увиденным до глубины сознания.

– Не следует прятать взгляд, мисс Роббинс, – твердым, уверенным голосом произнес Хьюман и строго посмотрел на Китти, четырнадцатилетнюю беременную худышку с наивным взглядом и белыми кудряшками на голове, которая прибыла в школу меньше трех месяцев назад. – Немедленно откройте лицо! Вам страшно смотреть на покойника?

– Нет, мистер Хьюман… Я просто… – сглотнула Китти сухой ком в горле и, с ужасом уставившись на мертвое лицо Сюзанны, замолчала.

– Не нужно опасаться покойника, мисс Роббинс, ибо, как учит нас Христианство, смерть человека – естественный конец его жизни, а что естественно, то не безобразно. Опасайтесь только одного – умереть, не раскаявшись, как эта несчастная! Любая из вас, впустившая Дьявола в свою душу, закончит так же, как Сюзанна Вермонт, если не в стенах этой школы, то очень скоро после ее окончания!

Он продолжал строго смотреть на Китти Роббинс, дрожащую от вида мертвого тела, а потом перевел взгляд на ее ближайшую подругу Глорию Хай, которая стояла рядом, и она, в отличие от Китти, была собранной, очень серьезной, и на ее лице не дрожал ни один мускул. Слегка нахмурившись, она с мрачным взглядом смотрела на тело Сюзанны.

Интересно, что связывает эту полоумную дурочку Китти Роббинс, пугающуюся даже собственной тени с этой, несомненно, сильной характером и всегда имеющей свое мнение выскочкой Глорией Хай, мелькнула в голове Хьюмана мысль, почему они все время таскаются вместе, словно не разлей вода?

– И вы не заметили ничего подозрительного в поведении ни у одной из воспитанниц? – спросил Хьюман Коварда и миссис Айренстоун, когда девушки покинули актовый зал и они остались втроем. – Совсем-совсем?

– Ни в коем случае, – честно ответил доктор. – Но мне кажется, девочки были потрясены увиденным…

– Знаете, в чем мы с вами похожи? – усмехнулся, презрительно посмотрев на него, Хьюман. –Мы оба врачи, только вы лечите тело человека, а я лечу его душу. Именно поэтому я вижу насквозь каждую из этих блудниц и без труда читаю мысли любой из них. Поведение одной из девочек мне очень не понравилось… А вы, миссис Айренстоун, не заметили ничего подозрительного? – он перевел на нее вопросительный взгляд, но она лишь отрицательно махнула головой из стороны в сторону и на ее лице не шевельнулась ни одна прожилка.