— Разве для вас это имеет какое-то значение?

Мы стояли друг напротив друга, смотрели в глаза. Не представляла, что видел Лекс в моём лице, я наблюдала лишь, как принц пытался разгадать ребус. Вот откуда берутся легенды о женской логике — мы смотрим на события с абсолютно разных точек.

— Для меня — нет, — заговорила, наконец, я, — другие девушки ждут вашего визита в школу. Ходят слухи, что наследник будет выбирать невесту.

— Как раз этим я и занимаюсь, — улыбнулся Лекс, — согласитесь, Елена, за два-три дня сложно разобраться кто есть кто, поэтому пошёл на хитрость: уговорил его величество отпустить меня поработать куратором.

Хитрость — вот как это называется. Мне бы хотелось обвинить принца в нечестной игре, но язык не поворачивался, в конце концов, он всего лишь хотел познакомиться с девушками в непринуждённой обстановке, а сделать это наследнику престола можно только инкогнито. Меня интересовало ещё одно обстоятельство:

— Эти игры с пророчеством и поисками леди Веровой — тоже притворство?

— Нет, — Лекс стал серьёзным, — поиски избранной — настоящая причина моей отлучки из столицы. Об этом знают только три человека: вы, я и Мартынович.

— Ректор? — довольно глупо уточнила я.

Его высочество кивнул и указал рукой на дорогу, предлагая продолжить путь.

— Я должен поблагодарить вас за помощь, леди Морковина, и… — сделав паузу, он со вздохом продолжил: — и повторить свою просьбу. Постарайтесь не рассказывать подругам о наших делах.

Вот так в один прекрасный день я стала обладательницей сразу двух секретов. Подружка агента под прикрытием, да и только! С одним печальным отличием: любовь мне не грозила, во всяком случае, взаимная. Пользуясь случаем — до школы оставалось ещё минут десять пути, я спросила:

— Ваше высочество, а почему вы уверены, что леди Верова — избранная?

— Все три условия, оговорённые в пророчестве, исполнились. Так, во всяком случае, считает Всеволод Мартынович.

— Три? — переспросила я. — Девушку должен растить не родной отец, она должна обладать магией и… ещё что?

Мне показалось, или куратор смутился? Во всяком случае, он отвёл глаза и прокашлялся, прежде чем сказать:

— Ребёнок должен быть плодом любви.

Вот те раз! Это в проклятом мире? Я даже не нашлась, как отреагировать. Впрочем, Лекс сам взялся за объяснения.

Наш ректор, будучи ещё студентом и талантливым химиком, изобрёл вещество, стимулирующее определённые процессы в организме. Приняв такое лекарство, человек испытывал эмоциональный подъём, даже восторг. «Влюблённость» была неестественной, но за неимением альтернативы Ясмина и Всеволод использовали это средство и были уверены, что их дитя было зачато с любовью. Мне этот пункт казался притянутым за уши, но я смолчала, а спросила о другом:

— И вы, и ректор говорили о синих глазах Полины. Это точно?

— Мартынович видел ребёнка. Он тайно навещал Ясмину, когда девочке исполнился год. Полагаю, — Лекс опять прокашлялся, — женщина не подпускала супруга к себе. После испытанных чувств даже подумать не могла о близости с другим.

— А-а-а… — протянула я, — выходит, его сиятельство в курсе, что дочь ему не родная.

В эту минуту я посочувствовала «дядюшке». Хотя эти обстоятельства не оправдывали его суровое обращение с женой и её ребёнком.

— Я тоже, — вздохнул мой спутник, — не взялся бы всерьёз осуждать графа Верова.

Мне, как всегда, хотелось найти какой-нибудь выход, вот и предположила:

— Можно было снова использовать то лекарство, — видя, что Лекс не понимает о чём я, пояснила: — То, которое изобрёл Всеволод Мартынович. Ведь оно помогает испытать нечто похожее на любовь.

Куратор, как мне показалось, сокрушённо вздохнул и покачал головой:

— Там жуткие побочные эффекты. Применять это снадобье строго запретили.

Короче, куда не кинь — всюду клин. Я крепко задумалась о том, как живётся здешним людям. Так ли благополучно, как кажется на первый взгляд?

Мы уже приблизились к зданию школы, пришла пора расставаться. Непонятно, каким образом — психологическим трюком или заклинанием — куратор сумел переключить меня с переживаний о неожиданно открывшейся принадлежности его к царской семье на проблемы поиска Полины Веровой.

На прощанье он снова поблагодарил за помощь, уверяя, что мои вопросы графу имели успех, и исчез в левом корпусе. Мне же пришлось топать в общагу. Очень кстати наступила пора ужина. В графском дворце нас не кормили, так что желудок у меня свело от одних только запахов, доносившихся из трапезной.