Мы выбираемся наружу, хотя снова оказываемся меж каменных стен. На этот раз — в крошечной пещерке. Она длиной всего в пару-тройку шагов. Словно прихожая, ведущая в огромный, открытый ветрам и звездам мир… Поэт прикрывает дверь, и та сливается с каменной стеной, становится неразличимой. Отличная маскировка!

Стоим на краю утеса. Внизу в лунной свете поблескивает вода, за узкой песчаной полосой вдоль берега выстроились в ряд темные деревья. Такая бесконечная тишина, абсолютный покой… Однако кое-кому даже здесь неймется. Валерьян, который, как казалось, искренне наслаждался новой обстановкой, опять напоминает о себе.

— Я думал… все будет по-другому. Нет, здесь прекрасно по сравнению с подземной темницей. Но я не должен здесь задерживаться. Чувствую, что меня готова принять Вечность, только как оторваться от земли? Она не пускает… Лучше бы я оставался внизу безо всякой надежды…

Закончится ли это нытье? На некоторых людей/призраков не угодишь. Один поэт готов возиться с проблемным господином.

— Послушай, мне пришла в голову дивная идея! Что, если снова попробовать вслух зачитать Ван Баастена на древнеаверхальмском? Как думаешь? Ведь мы провалились вниз из-за этой поэмы, я теперь уже не сомневаюсь. Вдруг поможет? Помнится, там был отрывок, посвященный освобождению души из земного капкана. Освобождению для вечной жизни…

— Чудесно! Меня тоже это поразило. Каким образом связана моя несчастная судьба с вашим далеким миром, с древним языком? Но связь очевидна… А ведь я тоже когда-то сочинял стихи… С ранней юности… Прятал, переписывал по десять раз, никому не решался показать…

— Прочитаешь? — поэт впервые обращается к Валерьяну на «ты», почуял родственную натуру.

— Ах, уже поздно… Ничего не помню, лишь какие-то обрывки. Так начинай же, брат! Пусть стихи вашего поэта услышат эти берега и воды…

Как пафосно. Впрочем, не стану вмешиваться. В который уже раз за сегодняшний день звучат строки легендарного ван Баастена:

Эль фертум лаш, от хакен кредж,

Ан соллем боррен лак,

Эль фертум лаш…

Ночью эти непонятные для меня слова звучат совсем иначе, торжественной музыкой… Тело Валерьяна постепенно обретает размытые очертания, вытягивается…

Крог асмен флит,

Ан сарменн шант,

Кроссливен маршен тарр…

Голос поэта срывается, он, конечно, тоже ощущает присутствие древней, могущественной силы, которую сам же и выпустил на свободу. Силуэт нашего призрака уже почти не виден, растекается светящимися искрами, они устремляются ввысь. В воздухе растекается шепот:

— Благодарю…

Глава 25

Добрые дела редко остаются безнаказанными, что в здешнем мире, что в прекрасном Аверхальме, разницы нет. Мы помогли незадачливому призраку, зато сами остались глубокой ночью под открытым небом. Эта эгоистическая мысль проклевывается сразу, как только уходит наваждение, и слегка стушевывается эффект от произошедшего. Все же не каждый день высвобождаешь человеческую душу для вечности. Однако пора и о себе побеспокоиться. Поэт ежится от ночной прохлады, застегивает свою рабочую куртку, поплотнее оборачивает вокруг шеи шарф. Да, сейчас далеко не лето.

— Что делать будем? — осведомляется мой спутник. — Может, дойдем до деревни и попросимся переночевать? То есть я попрошусь. Здесь не очень далеко ведь.

— Уверен, что тебя примут с распростертыми объятьями?

— Честно говоря, нет.

Нас взяла в окружение черно-синяя ночь, раскинулась повсюду… Я легко сориентировался: бывшая усадьба, откуда мы прибыли под землей — справа, деревня, где горят два-три огонька — слева. Расстояние довольно внушительное, что бы там не говорил поэт. Впереди река, позади — темная громада леса. Куда ж нам двинуться?

— А давай заночуем в той пещерке, — предлагает поэт. — Разведем костер… У меня зажигалка есть!

Ну, раз зажигалка имеется, тогда и смысла нет куда-то тащиться в темноте. Перекантуемся как-нибудь. Вблизи берега на просторе растет с десяток деревьев, так что не придется отправляться за топливом в лес. Очень на это надеюсь.

*******

Пещерка вполне уютная. Эдакая комнатка без одной стены. Находясь внутри можно вдоволь налюбоваться звездами.

Дверь в подземелье искусно замаскирована, на фоне задней стены ее не разглядишь. Наверняка не только в совместном свете зажигалки и звезд, но и при дневном освещении. Поверхности двери, на которой закреплены каменные пластины, и стены абсолютно совпадают, никаких различий. Не зря же за столько лет секрет не разоблачили. Теперь засов не защищает вход изнутри, однако закрыта дверь плотно. Если не знать о существовании тайного коридора, то ни о чем подобном не догадаешься.

Поэт, который уже приволок в пещерку несколько сухих веток с длинными сухими иголками и целую кучу шишек, с важным видом укладывает все это в замысловатую пирамиду. Разжигает ее с пятой попытки, садится напротив, вытянув ноги.

— Люблю смотреть на огонь.

Я тоже люблю… Огонь, особенно вечером или ночью, притягивает и манит. Излучает не только тепло, но и чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне. Во всяком случае, мне так кажется.

— Помнишь праздник огня в Синей долине? Там так весело всегда было, — мечтательно произносит поэт.