– А то: тут работает наставник воздушников. Вдруг он сможет открыть компас? – еле слышно ответил Свят, стараясь как можно незаметнее шевелить губами, чтобы его не приняли за сумасшедшего.

– А почему ты к нему сразу не пошёл?! Мы же целый месяц провозились с этой железякой! – возопил Маф, и тут же на них – точнее, на одного видимого Свята – воззрились спешно шедшие мимо мирские обыватели.

Святослав смущённо прокашлялся, и к нему через секунду потеряли интерес, так что он мог спокойно выдохнуть.

– Говори тише, мартышка! – прошипел в ответ юноша.

«Ай! – По лицу мальчика неожиданно пришёлся удар хвостом, словно это был не хвост, а хлыст. – Ладно, всё, я понял!». Святу пришлось аж руками прикрыться, потому что чудик всё отвешивал один хлёсткий удар за другим, не давая ему хоть минутного продыху. «Всё, – буркнул сах, остановившись, чтобы отдышаться. – Мне надоело».

Во время недолгой, но оживлённой бранными словами, вырывавшимися из уст Свята, драки мальчик и его маленький помощник не заметили как очутились в холле здания. Внутренний его вид совершенно не отличался от наружного – с течением времени стены обтрескались и стали похожи на шкурку большой рептилии, местами под ногами скрипел пол из прогнивших паркетных досок, ибо после выкладки их забыли залить лаком, а на второй этаж вела широкая деревянная лестница, перила которой давным-давно скрылись под неизмеримым слоем пыли.

Сначала неуверенно, но после, убыстрив шаг, Святослав начал ступенька за ступенькой подниматься на следующий этаж. Он, не заметя запущенности перил, провёл по ним левой рукой и мигом отдёрнул её, нечаянно зачерпнув немаленькую горстку пыли. Мальчик брезгливо сморщился и вытер её о мордочку только что вернувшего видимость сахаяка – тот, отплёвываясь и чихая, старательно заработал лапками, отряхивая шёрстку. Свят насмешливо фыркнул и продолжил путь наверх, больше не касаясь перил ни руками, ни ногами, ни чем-либо ещё.

Остановился он только у очень старого портрета Никанора Тимофеевича, престарелого учителя с сиреневыми, цвета аметиста, глазами. На портрете он был гораздо моложе, так ещё и с голубыми глазами, что вызвало у мальчика пару вопросов, но он не стал зацикливаться на них. В Дармикатме Святу не часто приходилось сталкиваться с наставником братства Воздуха, но Ник Тим (такое прозвище ему дали ребятки из братства, которое он курировал) ему симпатизировал. Всё же, когда юноша сталкивался с ним в бесконечных коридорах академии, старичок вечно одаривал его таким загадочным взглядом, что у парня аж мурашки по коже пробегали, хотя он не был из трусливых. Вот и сейчас мальчик слегка нервничал перед тем, как зайти в дом к профессору, поэтому-то и затормозил у картины, будто ему ни с того ни с сего захотелось погрузиться в таинственный и далёкий мир искусства и творчества – ранее он никогда не страдал такими позывами.

– Чего застрял? – спросил его Мафлиус, уставившись по примеру юного хозяина на картину своими огромными глазищами. – Топай давай! Нам ещё дел невпроворот!

– Хватит крякать, надоеда, – отмахнулся от него Свят. – Иду я уже!

В уголке картины парень заметил неприметную на первый взгляд подпись ЛИК, сплетённую из золотистых рукописных ленточек и завитушек в сочетание из трёх букв. Инициалы показались ему смутно знакомыми. И он было наклонился, чтобы получше рассмотреть их, но тут Мафлиус в край разворчался, и мальчик поспешил заняться действительно важными делами. Напоследок пробежав глазами по портрету и в очередной раз зацепившись за эти самые буквы, Свят развернулся к нему спиной и подскочил от испуга – в проходе стоял наставник воздушников и наблюдал за юношей, пока тот в оба глаза пялился на картину.

– Пойдём, Святослав, я уже давно тебя жду, – сказал тихим голосом профессор и пошёл вперёд по коридору. – Директор оповестил меня о твоём скором визите, так что я успел немного подготовиться.

Святослав даже и не удивился такому обстоятельству, только вот никак не мог понять, почему бы Сдвиг не мог просто взять и рассказать ему всё в мельчайших подробностях, раз был настолько осведомлён в грядущих событиях, потому что в данный момент получалась какая-то глупая запутанная игра, правил которой Свят не знал вовсе.

Никанор Тимофеевич вдруг остановился у одной из многочисленных дверей длинного коридора, конец которого исчезал за далёким поворотом, открыл её и пригласил своих гостей в «дом искусств». Святослав заинтересованно заглянул внутрь; его маленький помощник последовал за ним, и последним зашёл сам хозяин комнатки, прикрыл за собой дверь, но не закрыл её до конца, оставив маленькую щёлочку.

На самом-то деле помещение нельзя было назвать просто комнатой: это была огромнейшая зала с высокими потолками, смыкавшимися в куполе, и стенами, искусно выложенными мозаикой на божественные мотивы. Несмотря на то, что вся эта красота появилась здесь во время отделки здания, в самом начале его долгой жизни, ничто не утратило своего первозданного вида – даже скудненькая обстановка не портила внешний вид жилища старого преподавателя. Кое-чем зала напоминала комнату Свята: повсюду висели полотна с пейзажами, натюрмортами и портретами, но в них прослеживалась рука опытного мастера, тогда как Геля в связи со своим незрелым возрастом брала лишь яркостью красок и живостью композиций. Зачастую среди портретов попадались изображения директора Дармикатмы, о чём юноша немедля поинтересовался. Лениво улыбнувшись, профессор ответил, что он всегда в высшей степени уважения относился к Андрию Виссарионовичу, и парень переключился на другие не менее интересные вещи. Например, мальчику приглянулось такое же усталое и изнеможённое, как и всё в этой комнате, пианино с отсутствующими в некоторых местах клавишами. Переведя взгляд на письменный стол, он увидел печатную машинку.

– Такая же и у Вита есть, – указав на неё, сказал Свят и с большим удивлением спросил: – Вы ещё и писатель?!

– Не хотите ли вы чаю, молодые люди? – спросил старичок, пропустив мимо ушей слова мальчишки, и скрылся за маленькой дверкой, которая, наверное, вела на кухню.

«Нашёл тут молодого человека!» – пробубнил сах, присматриваясь к письменному столу, где были аккуратненько, один к одному, сложены простые грифельные карандаши и чёрные шариковые ручки. Благо, мальчик успел схватить рванувшего со всей прыти чудика за хвост, выгнувшись как гитарная струна, когда её задевают умелые пальцы музыканта, и письменные принадлежности не пострадали.