Если бы ты знал, Итан! О, если бы ты только знал!

— Вчера мне, наконец, удалось побеседовать с Шенком по поводу Кастора Троя, — не дождавшись моего ответа, продолжил он взволнованно. — Как он силой выбил из подозреваемого чистосердечное! Разговор выдался не из простых, и, честно говоря, поразил меня — комиссар целиком и полностью на стороне своего помощника. Что касается тебя — Шенк не поверил! Вот так просто! Заявил, что офицер Трой человек жесткий, но не станет переходить допустимых границ, и такой неженке, как ты, просто почудилось! А потом же сама и предложила ему себя в качестве помощницы. Он просто не хочет слушать, что Трой избрал тебя жертвой, заставил, запугал! Это немыслимо. Да у старого Дрезднера он бы вылетел в два счета! Полный беспредел! Но ты не бойся, Никки, я это так просто не оставлю! Во-первых, мы напишем на него жалобу в Еспенский суд, а во-вторых…

— Погоди, Итан, — мне так сильно хотелось к нему прикоснуться, и я положила ладонь на кисть его руки. — Трой не заставлял меня. Я действительно сделала это сама. Мне сейчас очень нужны деньги, и дополнительная работа не помешает.

— Сама? — он повернулся ко мне всем корпусом, а я каким-то чудом смогла загнать слёзы обратно — не дать им пролиться.

— Прости, что сбила тебя с толку, Итан, — продолжала я почти нормальным голосом. — Шенк прав — мне действительно показалось, я раздула из мухи слона. В тот день я была сама не своя. У офицера Троя и правда своеобразная манера, но он ни разу не переступал рамок дозволенного. Спасибо, что хотел помочь. Прости…

Позволив себе сжать его руку, я поняла, что больше просто не выдержу.

Хлопнув дверцей машины и прижав к себе дурацкий кофе, я побежала через всю парковку к боковому входу в отделение.

Больше всего на свете я боялась, что он догонит меня, потому что знала — тогда я не выдержу и расскажу обо всем. О бабушке и Александре Бренте, о том, как выкрала ключ от кабинета помощника комиссара, как открыла сейф, как страшно было смотреть на женский труп в груде окровавленных одеял, но еще страшнее — в холодные глаза Кастора Троя.

Больше всего на свете я хотела, чтоб он меня остановил.

Но он не остановил, и я дошла до проходной.

— Ну, у тебя и личико, детка. Давай-ка на сегодня отменим!

Я полчаса прорыдала в кабинке туалета, и прекрасно знала, что у меня распух нос, а глаза красные-красные, как у новообращенного упыря. Сколько я не умывалась, сколько не терла лицо салфетками — результат вышел плачевный.

О чем Сабина Альмади, которая теперь являлась моим ментором, откровенно мне и заявила. Красотка с идеальной фигурой и прямыми блестящими волосами цвета горького шоколада — она была просто великолепна, недосягаема. Когда-то, еще до репрессий полиции нравов, считалась лучшей танцовщицей стриптиза в знаменитом на весь Предьял клубе «Барсук». Но судьба (а вернее, Его Высокопреосвященство Коул Тернер!) распорядилась иначе…

На месте клуба сейчас пустырь, а лицо Сабины пересекает большой уродливый шрам. Она живет в Поселениях — одном из особенных, огороженных районов Предьяла, где должны жить те, кто проходил по статье «Преступление против морали и нравственности». И ей обещан Выпуск из Поселений за то, что она научит меня танцевать стриптиз. Ну, верней, как научит, даст несколько хороших уроков, чтобы я двигалась вполне сносно, дабы Вито Росси клюнул на меня, как на приманку.

И Сабина обещает, что научит, даже если ей придется ради этого «вывернуться кверху мясом». Тогда она сможет спокойно уехать из страны и сделать себе пластическую операцию. Поэтому у нее был стимул мучить меня своими изнуряющими тренировками каждый божий день после работы в пустом и гулком тренажерном зале полицейского отделения. Надо ли говорить, что домой я после этого приползаю никакая?

Разумеется, научиться этому сложному танцу вот так с налету невозможно. Она — профи, а я… На первом нашем занятии она сравнила мою пластику с пластикой кролика. При этом сама была грациозна, как пантера.

— Ты слишком скована, зажата, ты абсолютно не владеешь своим телом, — говорила она мне, как-то странно, слишком тесно прижимаясь, крутя и вертя меня на разные лады в своих руках, как послушную марионетку. — Стриптиз — это искусство, понимаешь, детка? Это не просто виляние задницей на сцене. Между нами говоря, вилять задницей может любая корова. А настоящий стриптиз — это то, что идет изнутри. Мужчины смотрят, как ты двигаешься, и ловят эмоции. Эмоции, крошка, им нужны твои эмоции. Женственность! Слышала хоть раз такое слово? Святые небеса, да кому я это говорю? Ты безнадежна!

У меня не получалось, она злилась, и снова и снова заставляла повторять самую простенькую связку самого базового уровня, когда, к нашему общему удивлению, что-то у меня начало получаться.

Может быть, потому что в эти моменты я представляла Кастора Троя, который смотрел бы на меня без своей извечной издевки, а лишь с одним сумасшедшим желанием, с которым бы он не смог совладать? Может быть, потому, что в эти моменты я представляла, что это он валяется в у меня в ногах, а не я у него?

— Нет-нет, отменять не надо! — возразила я и даже смогла улыбнуться. — Нам нельзя пропускать!

— На самом деле можно, — помолчав, сказала Сабина Альмади. — Сегодняшнюю репетицию я хотела сделать завершающей, но с таким, знаешь ли, лицом, как у тебя сейчас, о соблазнении танцем и говорить нечего! Ты намного лучше чувствуешь свое тело, ты стала более раскована и уже очень даже сносно двигаешься. Когда забываешь про свою гребаную неуверенность в себе, разумеется. В крайнем случае, если что забудешь или растеряешься, просто вильнешь задницей. Думаю, этому тебя учить не надо? Завтра я скажу твоему начальству, что ты готова…