Теплая едва льющаяся струя воды из-под крана успокоительно, словно поглаживая лилась на её волосы, лицо и тело. Живот скручивало от страха, вызывая чувство тошноты, замешанное на опустошённости и обреченности. Эта обреченность всё крепла по мере того, как она прокручивала в голове, тяжелой, словно туда залили цемент, всё, что произошло. А вместе с ней и усиливался и ужас, всеобъемлющий, какой бывает, когда открываешь дверь в комнату и видишь то, от чего неосознанно бежал всю жизнь. И вот этот её личный монстр предстал пред ней, кровожадный, беспощадный.

Все мечты, все грёзы, в которых она жила, стали в один миг до несуразности смешны и неуместны. Она тратила себя на несуществующие иллюзии, питалась ими, жила, верила в них, неистово, даже одержимо, отдавая все свои силы и стремления. Она создала себе образ, несуществующий, наградила его чертами, характером, лишь наполовину одолженным у оригинала, а всё остальное додумала, дорисовала и полюбила его, как своё творение, как то, что произошло от неё. А сегодня этот образ, идол, разбился вдребезги, представ перед ней таким, какой он был на самом деле: зверь, с искаженным в уродливую гримасу, оскалившимся лицом, в котором пряталась безумная сила разрушения и самоуничтожения.

Лера боялась силы, физической, необузданной, деструктивной. Она сторонилась людей, выказывающих её и обнаруживающих в себе зачатки злобы, способной вылиться в насилие. Она не знала, откуда пошло это непринятие телесного контакта, может с детства, когда впервые испытала страх за свою жизнь, беззащитность, и боль не только поверхностную, но и внутреннюю, ту боль, неразрывно связанную с обидой и разочарованием близким человеком. Да, скорее всего с раннего детства, когда мать впервые ударила её, сильно, беспрекословно, выйдя из себя по сущему пустяку. А потом еще раз и ещё, пока Лера не научилась лавировать, уже бессознательно, даже не замечая опасности, по тонкому канату над бездонной пропастью, в которой бушевало, готовое уничтожить её, сломать, материнское безумие, дикое, неконтролируемое, но до поры до времени затаенное, не терпящее непослушания и возражений.

То, что мать безумна, Лера поняла лишь недавно. Раньше эти проблески помешанного разума были настолько мимолетны и редкостны, что выпадали из памяти, как что-то исключительное, как то, что больше не повторится, а потому и не требующее запоминания. Они затерялись в дорогих сердцу воспоминаниях счастливой, размеренной жизни, в которой Лера жила до некоторых пор. Тогда Лера даже не догадывалась о своём заблуждении относительно того спокойствия, окружавшего её, не ведала, что видимое благополучие всего лишь декорация, скрывающая нечто неприглядное и ужасающее.

И только после смерти Егора, снявшей крючок предохранителя, Лера увидела в полной мере слабость материнской психики, неуравновешенность и животность, всегда сопровождаемой жестокостью и низменностью. В то время ещё был жив отец, он был той сдерживающей тонкой струной, не позволяющей матери Леры полностью соприкоснуться с ней и заразить той болезнью, постепенно съедающий и разум и душу. Он брал все удары жены на себя, тем самым оставляя частично скрытый для обозрения дочери весь диагноз умопомешательства и разложения. Но все же Лера была не глупа и прекрасно понимала, что поведение матери отклоняется от нормы и никакое горе его уже не может оправдать.

Её брат умер от прививки, являвшейся профилактикой от пяти инфекций. Причиной была анафилаксия, как объяснили позже, не найдя нарушений в самой вакцине, в правдивости чего Лера в душе сомневалась. Для неё слово прививка теперь всегда будет ассоциироваться с возможностью смерти, с русской рулеткой, где летальный исход настолько вероятен, как снег зимой. Но именно прививка ее спасла. По терминологии прививка – это введение в организм человека препарата, содержащего в малой дозе опасные микроорганизмы, которые способствуют выработке иммунитета к заболеванию. И именно постепенное – благодаря отцу, сдерживающему весь сокрушительный напор – введение в жизнь дочери помешательство матери и не дали Лере в свое время самой сойти с ума, сломаться, превратившись в безучастное ко всему набитое костями чучело без эмоций и желаний.

Её отец нашел свой механизм защиты от посягательств своей жены, и посвятил в это свою дочь. После смерти отца Лера пыталась последовать его примеру, спасаясь от реальности в своём творчестве, но этого оказалось недостаточно, к тому же она всё время натыкалась на материальные препятствия в виде сооруженных её матерью преград, обязанные прекратить то, что по её мнению было греховно, а следовательно недопустимо. Тогда Лера придумала новый способ ухода от невыносимой жизни, которую мать полновластно пыталась захватить и поработить: она ушла в тот мир, который был только в ней и доступ туда посторонним был закрыт. Это было её своеобразное творение, куда она вложила весть свой творческий потенциал и богатое воображение. Но в этом мире не хватало чего-то осязаемого, того, на чем бы всё держалось, и что было бы основой всего. И этой основой по воле случая стал Ян, друг её детства.

Это случилось непреднамеренно, само собой, так вышло. В этом не было ничей вины, просто в один самый обычный день, Лера увидела в Яне нечто большее, чем просто товарища, с которым она делилась сокровенным, своими переживаниями, радостями, горестями, а заодно с кем удовлетворяла естественный, невинный интерес к жизни через познавание мира и самой себя. Возможно, этому способствовала обстановка, её душевное нестойкое состояние, потребность любить и жажда ласки, заботы, волнения о ней, непосредственно исходившее от него. Возможно, всё это и создало предпосылки тому, что Лера увидела в его бледном лице с падающими на лоб темными волосами, в его улыбке, открытой, и в то же время забавной, в его коренастой фигуре и даже оттопыренных ушах какой-то незаконченный образ и поспешила его дорисовать, придав ему штрихи романтизма и загадочности. Это была её ошибкой, и по отношению к нему и к себе.