–  Что это?
– с ужасом спросила я.

–  Черная магия, - ответил Рихарт.
– Если точнее, то некромантия. Мертвеца оживили. чтобы он помог поговорить с духами. Живые на это неспособны.

–  Оно еще дергается!
– я с ужасом смотрела на скребущую пальцами кисть. Фу! Это зрелище мне точно будет еще долго сниться в кошмарах!

–  Скелет мертв, несколько лет как, - объяснял Рихарт.
– Это рефлекс после ритуала. Через несколько дней перестанет. Альгерион хотел связаться с духом, который выбирал девушек для отбора.

–  Зачем?

–  Может, попросил его о какой-то услуге.

–  Какой?

–  Понятия не имею.
– злобно процедил Рихарт.
– Может, хотел, чтобы девушки выбирались по каким-то особенным критериям, может, что-то другое. Но если кто-то узнает, отбор признают недействительным. Нужно узнать что он хотел сделать но в его дневнике об этом ни слова. И лучше нам пойти отсюда, пока Альгерион не вернулся.

–  То есть меня могли выбрать умышленно?
– я не знала на кого из драконов больше злится.

–  Духи видят мир иначе и вряд ли Альгерион мог сказать "приведи мне вон ту девушку". Но мог назвать, например, место.

Вот же Альгерион!

Может, мы с ним встречались еще до стирания моей памяти? Вдруг мы давно знакомы, но я ничего не помню? А ведь те видения, что ко мне приходили...

Я видела их только когда рядом был принц! Как я раньше не заметила? Дура!

Разрываясь от злобы, я вышла из каморки. Рихарт повел рукой и гобелен опять возник на прежнем месте.

–  Он сказал, что любит меня. Как это возможно?
– я посмотрела в глаза ледяного дракона. В них на мгновенье промелькнула грусть.

–  Никак. Разве что он женился без любви. Или не был рожден драконом, но это невозможно. Я знаю принца с того времени, когда он учился телекинезу на своем ночном горшке и опрокинул его одному из советников своего отца на голову. Первое ему простят. Но вот второе - лучше, чтоб такое не всплывало.

Мы вышли из подвала в просторный холл и я увидела детей. Глетхем и Равенна играли с Кэттуром в углу гигантского холла. И все трое были с ног до головы заляпаны ярко-зеленой краской. Вонь от краски была такая, что хотелось чихать. Вот же негодники! Теперь и Кэттура как-то помыть придется.

Дверь в дальнем конце открылась, оттуда выпрыгнул здоровенный лысый детина в грязном фартуке, тоже заляпанном этой самой краской. Громко крича, он бросился на детей, схватил Глетхема, собрался отшлепать.

–  Стой!
– крикнула я. Если мальчика шлепнет такая ручища...

Больно даже представить.

–  Отпусти!
– заорал паренек.

–  Эти дети мало что стащили ведро краски, так еще и испортили весь день работы!
– рявкнул детина, и лишь потом перевел взгляд на меня. Его лицо изменилось мгновенно - злобная маска в миг растворилась, вместо неё проступило выражение недоумения. Он отпустил Глетхема, поднялся.

–  Так это...

–  Дети принца Альгериона, - спокойно ответила я.
– И принц явно не обрадуется, если вы хотя бы прикоснетесь к ним.

–  Извините, ваше высочество, - забормотал он, пятясь к двери.
– Извините, больше не повторится! Я лишь наемный рабочий. Не знал, чьи это дети.

–  Да никакое я не величество, - ответила ему, но тот, похоже, не слышал, все так же пятился, кланяясь на ходу, пока не исчез за дверью.

–  Даже эти работники знают, что он тебя выбрал, - почти что прошипел Рихарт.
– Весь дворец знает. А один из баронов вчера поинтересовался у меня какой вы предпочтете свадебный подарок.

Да что же такое происходит-то?

–  Чего-то мне кажется, что все это какая-то большая интрига. Его величество хочет, чтобы все поверили, будто выбор сделан, - пробубнил Рихарт.

Ну, спасибо, Альгерион! Сделал из меня пешку в какой-то игре, ни смысл, ни цель которой мне не ясны!

Я отошла в сторону, топнула со злости ногой, посмотрела на гоняющихся за Кэттуром детей. Кажется, весь сегодняшний день проведу отмывая их от краски.

–  Ану-ка, быстро, покажите где тут вас помыть!

Котики не то, что не любят мыться. Котики мыться ненавидят. Даже лунные, магические, очень умные. Мало того, что намучилась с детьми - они постоянно превращались в драконов, неумело дышали огнем, превращая воду в пар, так еще и Кэттур устроил настоящую революцию. Он исчезал, появлялся, создавал своим телекинезом настоящий шторм в ванной, да и вообще вел себя так, будто дразнился. К счастью, удалось отмыть пятна на его шерстке, после чего Кэттур радостно замурлыкал, свернулся клубочком и уснул на моих коленях.