— Да что он может, — донеслось откуда-то из глубины австрийцев, сбившихся кучей.

— Он? — Галлахер нашёл взглядом вопрошавшего, — много чего может. У Черняева в любимчиках ходит, не знали? Так что давайте так… сейчас решим, как зачинщиков драки наказать по солдатски, без трибуналов и прочей мути. Я предлагаю лишить винной порции, ну и так… сами лучше сообразите, как наказать скорых на руку забияк.

— Эт да, — сказал дюжий сержант-баварец, нехорошо косясь на кого-то из подчинённых и прижимая к украшающему физиономию свежему синяку медную бляшку, — сообразим. Спасибо, кельт, будем должны.

— Сообразим, — согласился с баварцем один из сержантов-австрийцев, немолодой уже мужчина героических пропорций, — и накажем. Из-за нескольких щенков желторотых в такую историю вляпались! Давайте-ка, коллеги, отойдём да поговорим по свойски.

— Разойдись! — Прозвучали команды и рядовые, как по волшебству, в считанные мгновения исчезли. Остались только сержанты, капралы, да несколько авторитетных рядовых из тех, кого не повышают только за неимением вакансий.

Проблему удалось замять, обставили всё так, будто проводили товарищеский матч по боксу, но из-за неумения боксировать и отсутствия защитной амуниции несколько перестарались.

После мероприятия попаданец проснулся с отчётливой головной болью, последствия не столько даже пьянки, сколько бухающих гаубиц. Морщась, сел на сколоченные из досок широкие нары и стал массировать виски, потом кисти рук. Метод сомнительный, но за неимением других… да и помогает иногда.

Через полчасика отлегло и Алекс только сейчас удосужился глянуть на часы. Раненько, даже по летнему времени ещё тёмно. Поспать? Да ну… раз уж встал.

Разложив бумаги, полковник начал анализировать происходящее. Разбуженные вестовыми, в блиндаж притащился Даффи и Каллен, повышенный недавно до капитана, да командиры батальонов. За ними просочился Патрик, который вовсе не ложился, добывая информацию для очередного репортажа.

Однорукий компаньон Фокадана по издательскому бизнесу сделал себе имя, но вусмерть задолбал командование Союзных войск. Выдержанный дипломат Черняев при виде Гриффина непроизвольно морщится и кладёт руку на револьвер.

Старый друг несколько увлёкся и не понимает слова Нет. Прямо-таки воплощение американского журналиста из начала-середины двадцатого века, напористого и нагловатого. Для нынешних джентельменских времён его поведение резковато. А всего-то рассуждения попаданца о профессии репортёра пару лет назад.

— Давай, — махнул ему полковник, — присоединяйся. Военных тайн у нас всё равно нет, решил вот провести штабные игры перед событиями. Лишним не будешь.

Патрик по-свойски скользнул на скамью, смахнув с неё мимоходом осыпавшуюся с потолка землю и со смешком забрав у Алекса надкусанную галету. Покосившись на ребячества друга, попаданец промолчал, усмехнувшись.

— По всему видно, что скоро будет штурм или как минимум — разведка боем, — намазывая маслом новую галету, начал рассуждать Фокадан, — Вариант со сдачей города остаётся запасным — прусский король, покинувший Берлин при приближении вражеских армий, строго-настрого запретил капитулировать.

— Нарушить запрет, когда по слухам, за такое обещают лишить дворянства и состояния? Не каждый сможет, — пробурчал отчаянно зевающий Даффи, приняв у Роба здоровенную чашку жутко крепкого и ещё более сладкого кофе, и уже раскуренную сигару, — Вероятно, настолько жёсткие санкции к нарушителям приказа всё-таки слухи, но на чём-то они должны базироваться.

— Понять Вильгельма не сложно, ему любой ценой нужно выиграть время, дожидаясь помощи англичан, заволновавшихся турок или кого-нибудь ещё, — задумчиво сказал Патрик, пыхая папиросой, — только вот что и как… никакой информации нет, даже отголосков. А это, знаете ли, показатель. Думается мне, что в верхах опять какая-то политическая интрига наметилась. То ли апоплексический удар табакеркой[5] по голове русскому императору, то ли очередное предательство Австрией бывших союзников.

— Его противники настроены крайне решительно, вплоть до отделения от Пруссии насильно присоединённых государств, — подал голос Фокадан, взяв у Роба чай, — то есть с обоих сторон могут пойти на любые меры, даже самые подлые. Вильгельм объявил нынешнюю войну Отечественной, поднимая под ружьё всех бюргеров.

— Проблемы от бюргеров я бы не стал переоценивать, — веско сказал Каллен, — будь у них время, могли бы устроить партизанскую войну, ну или будь у нашего командования поменьше воли. Когда за подстрекательство вешают и расстреливают без оглядки на пол и возраст, не все решатся на патриотичные действия.

— Мда… методы порой сомнительные, особенно австрийцы стараются. Вот уж скоты… Наше командование тоже пустило в ход карту патриотизма, напоминая пруссакам, что ещё не так давно они сами или их отцы и деды были гражданами совсем других государств, завоёванных предками Вильгельма, — добавил полковник, — плюс начали заранее делить посты в будущих суверенных государствах. Двор, армия, полиция, таможня… возня уже началась.

— Можно уверенно сказать, что возня не только в немецких государствах началась, — сказал Даффи, выпустив клуб густого дыма в сторону двери, — но и у больших игроков. Ставлю на то, что первым уберут русского императора.