Мыслей было много. Одна противоречила другой. Домыслы выстраивались жуткими ломанными логическими цепочками, не доказывая, но и не опровергая слова Алексиса. От этого пухла и болела голова, а небо над головой трещало по швам и рассыпалось, как старая штукатурка. О, Филлагория! И почему моя мама умерла? Уж мне бы она сказала правду.

Страхи и предположения толкались в голове, как крысы, убегающие с тонущего корабля, и я все больше терялась. В них. В самой себе. В незнакомой жизни, будто бы снятой с чужого плеча, что раз за разом устраивала мне испытания и строила препятствия. Лишь один вопрос пульсировал в голове, устремляясь по сосудам с током крови: зачем?..

Стоп. Я отогнала дурные мысли, как надоедливых мух, и поглубже вдохнула. Почему это вообще меня волнует? На престол я не претендую, на Рэнимора — и подавно, и вообще жажду провалиться. Какая разница, кто меня заделал? Главное, что я люблю своего отца, ценю то, чем он пожертвовал ради меня, и всегда буду для него любимой дочкой. А с остальным мы как-нибудь справимся.

Немного успокоившись, я вклинилась в толпу и взяла Бруну под руку. На лужайке Мира Лим пыталась справиться с фантомом с помощью одного парного кинжала. Длинные черные волосы развевались за ее спиной, как плащ. Била она крайне неумело, а двигалась так, словно туфли ей не по размеру подобрали. Пожалуй, на ее фоне я еще неплохо смотрелась.

— Ну что, Лира, — вклинилась между нами Лусьена, — уладила свои женские дела?

— Ты еще пожалеешь, что на меня так подло напала, — шепнула я озлобленно.

— Пф-ф, — фыркнула Лусьена. — Далась ты мне. Ты теперь во всех своих неудачах меня обвинять будешь? Учти: в том, что ты родилась некрасивой и мужеподобной я не виновата.

— Как удобно голову в песок прятать, — я покосилась на обидчицу. — Сначала шут, потом я. Это не просто подло, но и против правил!

— Да помню я правила, что ты мне указываешь? — разозлилась Лусьена. — Какая мне выгода против тебя идти? Тех, кто слабее, не трогают. Особенно когда политика отбора запрещает нападать друг на друга без особых указаний.

— Кто слабее, мы посмотрим после испытания, — заметила я.

— Ну, если у тебя глаза такие косые, что ты очевидного не замечаешь… — высказалась Лусьена и сморщилась, будто яблоко перемороженное. — Или… О, да ты слабовидящая! Точно: иначе с чего бы тебе так позорно мазать? Прости…

— Ибреса Брунгильда Чоп! — выкрикнули впереди, когда Мира со сто тринадцатой попытки отправила-таки фантома в иное измерение.

— Я пойду, — Бруна нехотя освободила руку. — Только не подеритесь тут без меня.

— Будь спокойна, — заверила я подругу. — Хотелось мне руки марать.

Бруна, к моему удивлению, выбрала топор. Тот самый, двуручный, что одним своим видом наводил трепет и священный ужас. Поставила его на рукоять, и оказалось, что он длиннее ее тела, разве что, не вполовину. Я аж губы закусила от волнения. И как она справится с этим металлическим чудищем, лезвие которого призывно блестит, готовое убивать?

Навстречу фантому Бруна мчалась, забавно переваливаясь с ноги на ногу. Приблизившись к воображаемому врагу, выставила топор, наклонилась и закружилась, будто волчок. Фантом треснул пополам и рассыпался в пепел при первом же ударе! Овации сотрясли воздух и взорвали небо. Даже Рэнимора ее выступление восхитило настолько, что он оторвался от Шанти, которая все еще терлась рядом и всячески старалась привлечь его внимание, вышел вперед, поклонился Бруне в самую землю и поцеловал ее ладонь. Нужно было видеть, как при этом перекосило Шанти!

— М-да, — прокомментировала Лусьена холодно. — Ей все равно не выиграть.

— Шанти? — спросила я.

Лусьена посмотрела на меня, будто на умалишенную.

Бруна вернулась довольной и счастливой. И что-то подсказывало мне, что радовалась она отнюдь не своей удаче, а вниманию Рэнимора.

— Кто научил тебя так обращаться с топором? — с удивлением спросила я. — Я думала, Филлагория этого не одобряет.

— Филлагория не одобряет лень. Поэтому родители следили, чтобы мы хорошо учились и не позорили род, — Бруна улыбнулась. — Сбегать с уроков запрещалось, даже если это было занятие по владению оружием.

Бруна улыбалась так искренне и открыто, что мне захотелось довериться ей. Рассказать о сомнениях, что переполняют меня и не дают спокойно жить. Спросить совета, что делать дальше и как поступить… Но я помнила обещание, что дала шуту, и отчего-то боялась его нарушить.

Так блестяще, как Бруна и Лусьена, не выступал никто. Однако, рыжая аристократка, появление которой не все восприняли с радостью, показала куда более уверенное, чем я, владение луком. Вернее, я-то была лучше, если не принимать в расчет козни Лусьены: оттого и обидно стало. Идиотский случай все перевернул!

Последней вызвали Шанти, как отстающую. Даже Роттильда, которой несправедливо натянули баллы, оказалась в общем зачете перед ней. Платинововолосая фаворитка Рэнимора сжала трясущиеся ладошки, закусила дрожащие губы и попросила у оружейника нефритовый жезл. Сразу сделалось не по себе: такой вид оружия просили только сильные маги. Шанти на сильную не тянула. Совсем.

Галианта на другом краю лужайки взмахнула руками, и пространство выплюнуло сонм черных сгустков. Как и прежде, они склеились в огромную кляксу. Секунда за секундой фантом обретал человеческие очертания. Раскачался на траве и двинулся на Шанти, как медведь на охотника. И отчего-то мне хотелось, чтобы он сомкнул свои призрачные лапы на ее горле.