Распрощавшись, Эва тут же пошла на кухню, чтобы приготовить себе кофе и почитать утреннюю газету. Кофе она пила три раза за вахту. Перед тем как пойти в тоннели, через два часа и через следующие четыре. Она обожала работать ночью, потому что столовая переходила в ее полное распоряжение. На заводе оставались только вахтеры и охрана. С охраной она почти не пересекалась, а вахтеры, если и попадались ей, то в основном мужчины, которые никогда не пили кофе в помещении. Мужчины курили и во время кофейных перерывов отсиживались на улице.

Сегодня Эва заварила чашку крепкого напитка и заметила, что газет на стенде нет. Кто-то их либо спрятал, либо не получал, либо случилось еще что-то, чего она понять не могла. Кроме того, в столовой она столкнулась с омерзительной личностью по имени Горбунов Вячеслав, кому не симпатизировала с их самой первой встречи в две тысячи двенадцатом году. Тогда Вячеслав пришел на завод в должности технолога, хотя на первый взгляд больше походил на копальщика могил. Его старые ворсистые брюки всегда были грязными на коленках, обе руки покрывал то ли грибок, то ли лишай (Эва не знала, что это, но не сомневалась, что медкомиссию он честно не прошел), волосы стояли колтунами. Но больше всего Кордову умиляла улыбка, воспламеняющаяся каждый раз при ее появлении. У нее складывалось впечатление, что она Вячеславу нравилась. Конечно, ей было приятно нравиться мужчинам… но не таким, как Горбунов. Слишком неопрятной казался его внешний вид, и от одного взгляда на его желтые зубы, у нее сводило живот.

Сегодня Вячеслав пришел в столовую со своей кружкой. Он ее никогда не мыл, и на белых фарфоровых гранях рдели грязные кофейные потеки. Сначала Эва удивлялась, как ему удается держать пол-литровую кружку с обломанной ручкой двумя пальцами. Чуть позже она решила, что кружка просто прилипает к ним, благодаря тщательному «уходу».

«Как хорошо, что ты не оставляешь ее в общем шкафу, а уносишь с собой в раздевалку, – чуть не сорвалось с ее губ. – Иначе у нас бы давно завелись тараканы».

– Здравствуй, Эва! – пропел Вячеслав. Его голос был громким, как бубен, и выводил из оцепенения даже сильно захмелевших. – Хотел спросить у тебя совета. Как думаешь, если я буду оставлять свою кружку в общем шкафу, ее никто не возьмет?

У Кордовы подогнулись колени.

– Я не хочу, чтобы из нее кто-то пил, кроме меня, – объяснил Горбунов.

– Не знаю, что и сказать, – она глянула на размазанные потеки. Часть из них уже стерлась, другая часть покрылась отпечатками пальцев Вячеслава. Эва знала, что кружка липнет, как застывшее масло, и ее передергивало при каждой мысли, что Горбунов своими липкими пальцами берется за общий кофейник, пользуется общей ложкой для сахара, а теперь решил оставлять кружку в общем шкафу. – Я думаю, что это плохая идея.

– Поэтому я всегда клал кружку в свой ящик, – открыл секрет Вячеслав. – Непонятно, что здесь делают рабочие дневной смены. Может они вообще пьют из нее кофе, а потом…

– Да, – Эва кивнула. – Так и есть.

– Серьезно?

– Да. Я уже несколько раз замечала, что моя кружка сдвинута.

– Стоит не в том положении, в каком ты ее оставляла? – переспросил Вячеслав.

– Ага. Каждый день так. Я думаю, кто-то пользуется ей.

– Как ты это терпишь?

– Я просто… мою ее перед тем, как взять. И все.

– Молодец, Эва! – он одобрительно кивнул и прижал к себе кружку.

Возникла неловкая пауза, в ходе которой Кордове стало не по себе. Она взяла свой кофе, помахала Вячеславу ручкой и удалилась. Спускаясь по лестнице в погреба, Эва думала, почему на завод приходят мужчины, способные вызвать столько нелегких чувств. Она не была избирательной и своего мужа полюбила не за то, что нужно всем женщинам, а просто потому что понравилась ему первой. И пусть у него было много минусов, он хотя бы чистил зубы два раза в день, стриг ногти и носил чистую одежду. О Вячеславе она не могла сказать ничего. Все в нем было не так. И таких как он, на заводе было предостаточно. Сюда словно свозили динозавров общества, пристраивали на низких должностях и терпели, пока они терпели завод.

Эва Кордова достигла тоннеля №5 и первым делом проверила, закрыта ли злополучная дверь. Она бегом направилась к середине тоннеля. Пюпитры здесь были выдвинуты на середину дорожки. Задвигать на место их никто не спешил, и Эва решила, что теперь экскурсии будут пускать либо по тоннелю №4, либо по новым метростроевским, потому что другие, старые тоннели, регулярно подтапливало водой.

– Что ж, мне легче! – высказалась она.

Эхо подхватило ее голос и понесло по путепроводу.

Она вернулась к началу тоннеля и принялась за свое дело. Теперь она переворачивала каждую бутылку. Получалось медленно и нудно. Эва затянула песню, ей стало веселее, а бутылки потеряли счет. Она прошла несколько пюпитров, пролетел час. Эва поняла, что работа затягивается и с такой скоростью ей предстояло остаться без кофе-тайма. Она с трудом решилась сделать то, что обычно давалось ей легко, и пропустила несколько рядов бутылок.

Эва Кордова пела, как оперная дива. Она растягивала слова, точно под контрабас, но чем глубже Эва погружалась в песню, тем меньше та доставляла ей удовольствия. Вскоре ей стало от пения тошно, и она остановилась, раздумывая, как делать работу так, чтобы часы летели незаметно. Внезапно боковым зрением она уловила шевеление. По тоннелю полз туман. Прозрачная пелена поднималась на высоту человеческого роста и рассеивалась, словно боялась тусклых ламп под полотком.

Конец ознакомительного фрагмента.