Я почесал затылок карандашом и всерьез задумался над финалом этой истории. Нужно подумать, как будет лучше.

Я высунулся со своего места, чтобы размять затекшую спину и посмотрел через ветровое стекло на дорогу. Дождь усилился. Навстречу нам на высокой скорости ехал серый автобус. Я смог разглядеть зеленого гепарда на его борту.

Его неожиданно повело, крутануло и вынесло на встречную полосу. Он летел прямо на нас. Одновременно раздался скрип тормозов – наш водитель среагировал.

Я крепко схватился за поручень своей койки и зажмурился. Я ждал удара, но его не последовало. Не было ни звона разбитых стекол, ни скрежета раздираемого металла, ни криков пассажиров. Ничего.

Контуры летевшего на нас тела потеряли четкость. Теперь это был уже не автобус, а какое-то серое пятно огромных размеров. И мы находились сейчас не в спальном автобусе, а в таком же сером пятне с расплывшимися очертаниями. Они наложились друг на друга во времени и пространстве.

Фигуры на мгновение совпали. И я увидел свои глаза.

Солнечный день, столь редкий в наших широтах, не радовал меня. Я щурился от его лучей, опускал стекло двери, искал солнечные очки и не находил их. Радио рассказывало о курсах валют, ценах на нефть, опять кого-то убили и кто-то украл большую сумму, а теперь его судят и он признался, что боится этого. Город шипел в пробках. Я был в середине многострадального затора перед поворотом на мост. Как обычно в таких случаях, я нарушал правила, остановившись во втором ряду. Я был далеко не первым в этой очереди нарушителей, и не мог себе никогда ответить в такие моменты, почему большинство людей стоят в толстой длинной кишке правого ряда, а в левом ряду, в ряду нарушителей, их всегда меньше. Как говорят, хороших людей больше? Есть такое правило, убеждение, которое, на мой взгляд и связано с самой надеждой. Надежда – это всегда что-то светлое, ясное и недосягаемое. Как искренняя любовь без денег. Но было не до сентиментальных мечтаний и надежд. Город шипел в пробке, а я прикинулся плохим парнем, который готов нарушать правила, чтобы быстрее проехать пробку.

Я увидел тебя внезапно. Точнее не тебя, а до кончиков пальцев похожую на тебя девушку. Сначала я так и подумал, что это ты, но я же понимаю, что это не можешь быть ты, ведь это не твоя машина и не твоя жизнь, которая окружена границами этой машины. Позади меня стоял белый Бентли, в котором ты, которая была не ты, а твоя копия, красила губы, которые были точь-в-точь как твои, держа в руке, которая была точной копией твоей руки, кисточку. Удивительно, что одежду эту я уже видел на тебе. Это что-то типа накидки. Ты одевала ее как-то раз на деловую встречу и я помню, как тогда восхищался тобой. Впрочем, как и всегда я восхищался твоей красотой. Я присмотрелся в зеркало заднего вида. Даже маникюр, которым ты недавно хвасталась и демонстрировала его по видео-телефону, был такой же. Господи, подумал я, вот это сходство. Действительно, люди имеют своих двойников. И видно было, что сидевшая в Бентли, такого же высокого роста как и ты. Близнецы не бывают так похожи, как эта девушка похожа на тебя. Я стал вспоминать.

Память несла меня по закоулкам нашей с тобой совместной жизни. Казалось, я как человек, который чувствует дыхание смерти в затылок, в одно мгновение вспоминает всю свою жизнь. Передо мной неслись, одна за другой, картинки. Глаз успевал отметить мельчайшие детали. Я целую тебя, мы смотрим друг другу в глаза и молчим, ты смотришь в окно, ты держишь бокал в руке и будто загадываешь желание, я готовлю ужин, а ты еще в пути по дороге домой… разноцветные точки моей и твоей жизни. Совсем недавно было так, а теперь ты будто отошла в сторону. И я стал первый раз в жизни одиноким. Я чувствую себя одиноким. Будто я сижу в палате, мне трудно обслуживать себя, я очень стар и ко мне никто приходит. Все забыли обо мне. Но все – это ты, а палата – это моя жизнь. Да, конечно, ты иногда пишешь мне и даже звонила на днях. Спрашивала как у меня дела, все ли в порядке, а я отвечал что-то; что-то общее, простое и не про себя.

Но раз уж так получилось и я увидел твоего двойника в автомобиле, стоящем за моим, неужели это не повод написать тебе, хотя бы сообщение. Я думаю, что тебе будет интересно узнать об этом. Ты, наверное, удивишься и будешь расспрашивать об этой девушке всё, и зная тебя, ты попросишь сфотографировать её, ну хоть как-нибудь, в зеркале или через заднее стекло, но чтобы были доказательства. А я не успею сделать фотографию, потому что уже изменился и мой маршрут, и маршрут машины, которая следовала за мной с точной копией тебя внутри. Теперь мы далеки друг от друга и, признаться я уже потерял её из виду, но запомнил всё, что увидел, и это я и собираюсь тебе рассказать.

В мессенджере сохранены все наши слова и картинки. Я берегу их и берегу текст. Я перечитываю его и помню написанное почти дословно. Такое ощущение, что я давно тебе не писал, а казалось, ещё минуту назад, что писал совсем недавно и ты даже отвечала мне. Палец нерешительно завис над кнопками на экране телефона. Как же начать? Я обращаю внимание на дату твоего последнего сообщения. Холодный пот проступает по спине. Это было четыре года назад, а совсем не вчера и не позавчера. Я с удивлением обнаруживаю то, чего раньше просто не видел. Это твое последнее сообщение, которе ты мне отпраляла. Четыре года назад и три месяца. Медленно читаю его: «Жить своей жизнью».

Красный Шевролет исчез за углом и только рокот его мотора в этой кромешной тьме говорил, что он ещё рядом. Я проводил глазами на слух невидимый теперь уже автомобиль и, переборов желание курить, шагнул в темный подъезд и стал на ощупь подниматься по узкой крутой лестнице. Даже в темноте я чувствовал её мраморные ступени. Роскошь затерялась здесь в самых неожиданных местах.

Моя касса партикуляр 5 отличалась от известных мне красной табличкой при входе 6 . Из мебели – кровать, большой шкаф в колониальном стиле, стол. Все из красного дерева 7 . Из удобств – французский балкон и деревянный сломанный вентилятор под потолком. Не люстры, а лампочки на проводах; не микроволновая печь, а плитка с газовым баллонном; не горячая вода, но плохо работающий водонагреватель 8