— Ах! Что ты? — Офелия присела на край моей кровати, это было неприятно, но я позволяла ей многое, — не будет там чернорабочих. Пока все трое — дворяне.

— Как это? — удивилась я, выстукивая зубами весёленькую дробь.

Бельё на кровати покрылось густым слоем инея.

— Так, сама посмотришь, — подмигнула Офелия, это подмигивание было равно самому весёлому смеху человека. — Давай-ка я тебе почитаю легенды.

Офелия поманила огромную книгу пальцами. Страницы перелистывались по щелчку. Под историю о великом рыцаре Оланде и его волшебном роге, оправленном в золото, я заснула. Но сны мои были неприятными. Я то падала куда-то в темноту, то карабкалась по отвесной скале, то скакала на коне по густой грязи, думая об одном: «Не запачкать бы амазонку!»

Проснулась я с болью в теле и печалью в душе. Пока Финист не пришёл, побегу к папе. Наши покои были соединены узким ходом. Накинув на ночную рубашку тёплую шаль, я вошла в потайную дверь.

Несколько торопливых шагов, и я в спальне короля.

— Пап, прости меня, — я скользнула в кресло отца, он листал с утра какие-то документы, присев на краешек, — я нехорошо поступила, знаю. Вазочка и всё такое… — я помахала рукой, не находя слов.

— Сашка, — он обнял меня одной рукой, а второй коснулся своих светлых кудрей, в них сразу появилась ярко-синяя прядь.

— Не вздумай обратиться сейчас, — прижалась я к нему слушать, как стучит его сердце, было приятно всегда.

Мой самый любимый человек.

Ненаглядный.

Мой дорогой папочка.

Такого мужа мне не найти.

Таких больше нет во всём Семимирье.

— Я не смогу без тебя. Не хочу турнир этот. Замуж за незнакомца не хочу, — я прижалась губами к его гладко выбритой щеке.

— Это девичьи выдумки. Страхи и тревоги настигают даже тех, кто выходит замуж по нежной взаимной любви, — помрачневший взгляд отца упёрся в мамин портрет.

Я её видела, только родившись, и не запомнила. Вместо мамы у меня были её великолепные изображения в позолоченных роскошных рамах.

Королева Беатрис Прекрасная умерла через несколько дней после родов. Говорили, что я очень на неё похожа. Платья мамы стали мне впору недавно, но я не могла надеть их на балы и приёмы, хотя они ласкали мою кожу шёлком и мягким кружевом, согревали и обнимали каждой складочкой и запахом сливочной тянучки, так пахли её любимые духи.

Если принцессу Первого королевства увидят в платье двадцатилетней давности, новостники разнесут по всем самым дальним уголкам Семимирья, что Первое вот, вот обанкротится.

— Даже мама нервничала? — спросила я из вежливости, Офелия рассказала мне все подробности свадьбы родителей.

— Ещё как, — отец сжал меня в объятиях и посмотрел снизу вверх в мои глаза, — хочешь, я отправлю второго советника в отставку? И ты его никогда больше не увидишь. Если победитель тебе не понравится, я наложу своё «запрещаю» на его выигрыш. У меня есть такое право. Сашка! Я люблю тебя. Ты — всё, что у меня есть.

— Ты неправ, папочка, — я расцеловала его в щёки, в глаза, в уши, — у тебя есть я и одно отдельно взятое королевство!

Он улыбнулся.

Я была счастлива.

За его открытую весёлую улыбку я готова была отдать свою жизнь.

Отец привстал, чтобы, не потревожив меня, положить прочитанные документы на стол. Раздался тонкий свист, и кинжал, влетев молнией в открытое окно, срезал лоскуток кожи с уха отца. Я выкрикнула заклятие-оберег, вскочила, чуть не уронив кресло. Моя магия, ослепительно блеснув, прижгла ранку, острие могли смазать ядом. Отец тихо ахнул, зажав ухо ладонью.

В стене, слева от портрета мамы, рядом с золотой рамой, дрожала тонкая полоска посеребрённой стали.

— Я вызову королевских дознавателей чуть позже, — сказал отец за моим плечом.

Он закрывал окно, а я подобралась близко, близко к «Серебристой смерти», так называли вот такие простые на вид кинжалы, с удобной рукоятью из тёмного металла и узкой полоской серебра на лезвии. Мы же оборотни, обычный металл не причинит нам зла, по мнению недалёких убийц, верящих в бабкины сказки.

— Зачем кому попало знать, что короля пытались убить сегодня утром, двадцать девятого дня месяца седеня?! — рявкнула я. — В моём университетском дипломе с отличием, между прочим, написано, что я маг-дознаватель высшей категории, сейчас заставлю кинжал отвечать на вопросы. И мы вместе подумаем, кого пригласить помолчаливее? Покушение на жизнь короля — это… — договорить я не смогла, у меня застучали зубы и задрожали руки.

На секунду я прижалась к груди папы и пролепетала:

— Ты… окно закрывай, стекло зазвенит, и ты успеешь увернуться. Я люблю тебя, папочка… — тут я позорно заплакала, страх накрыл меня ледяной волной, казалось, тело прошили миллиарды холодных иголок.

— Не реви, маг-дознаватель, — улыбнулся побелевшими губами отец.

Я заставила себя успокоиться, пробормотала заклятие родительской теплоты и домашнего счастья, оно наполнило душу тихим светом, обманчивым, но животворным. Вот он, мой папочка, со мной, и я смогу сделать всё, чтобы он был рядом долгие годы. Даже кончики пальцев перестали подрагивать. Я отлепилась от папы, расставила ноги на ширину плеч, приманила резким движением кинжал, едва заметив, как соскользнул с плеч пушистый платок. Оружие дёрнулось, я опутала рукоять заклятием призыва, и кинжал лёг посредине чистого листа бумаги на столе. Вытянув из ворота ночной рубашки булавку, я проткнула ею указательный палец, и четыре капли крови брызнули на лист в четыре угла, создавая клетку крови.