А уж когда он сделал шаг в её сторону, пальцы на ногах поджались самопроизвольно. Терраса была достаточно свободной: пара кресел, диван, столик, три кадушки с цветами, вышитый вручную ковер с замысловатыми символами. Панорамные стекла давали много света и зрительно увеличивали пространство помещения. Но оно неумолимо сокращалось по мере того, как Глеб приближался.

На его лице не дрогнул ни один мускул, полная нечитабельность эмоций. Ни улыбки - ничего, чтобы как-то приободрить Милу и вселить в неё уверенность, которой и так практически не осталось на сегодняшний день. Завтра она вернется - Мила это знала потому, что уже сталкивалась с нечто подобным, но сегодня… Сегодня было тяжко.

Глеб подошёл к креслу, на котором она сидела, опустился на корточки и положил ладони на подлокотники, таким образом, лишив Милу возможности встать и уйти. Он заключил её в плен.

– Я не знаю, на что ты надеешься.

Его слова резанули по нервам, заставив Милу сглотнуть вставший в горле ком.

Она не нашлась, что ответить, поэтому промолчала.

– Ты не слышишь меня, Милослава. Возможно, боишься… Не доверяешь. Ты неопытна и молода. Но ты теперь моя женщина. Я ненавижу ложь. Не лги мне, Принцесса. Никогда.

Он поднял одну руку и дотронулся до щеки Милы. Хорошо, что ей удалось побороть первый порыв и не дернуться назад. Глеб мог бы счесть подобное поведение оскорблением. Ссориться с ним сейчас неразумно. Ох, как неразумно…

– Я… - она всё же заставила себя говорить, облизнув травмированные губы. – У меня вообще существует проблема доверия людям. Мой круг общения очень узок, и с чужими людьми я схожусь с трудом.

Синие глаза потемнели, или игра света поспособствовала такому негативному восприятию?

– Я тебе не чужой. Я твой мужчина.

Наверное, она переохладилась. Или перенервничала. Или всё вкупе. Она немного неадекватно воспринимала его слова. Смысл постоянно ускользал от неё. У Милы возникало стойкое ощущение, что она не улавливает что-то важное, что основная суть происходящего ускользает от неё, и, как бы она ни пыталась этому воспрепятствовать, у неё ничего не получается.

– Мой мужчина? Это значит…

Она снова не договорила.

– Это значит то, что значит, Мила. Я говорю открыто: ты мне нравишься. Сильно. У меня к тебе не просто плотское влечение. Хотя я и до одури постоянно хочу тебя. Меня привлекаешь ты сама. Ты, маленькая.

Его рука продолжила гладить щеку, оставляя на ней огненные следы. Мила потрясенно молчала.

– А как же договор, Глеб?

– Забудь о нем. Нет никакого договора. Не будет ни через неделю, ни через две. Отношения наши продлятся столько, сколько мы того пожелаем.

О как…

Мила даже порадовалась, что вялая, и реакция у неё довольно заторможенная. Пусть спишет на нервы и на переохлаждение.

Потому что её так и подмывало спросить: а если эту «длительность» она пожелает прервать, например, завтра? Взять рюкзак и на рассвете уйти на вокзал, сесть в поезд и уехать в южном направлении?

Мила отчетливо представила, как задает этот вопрос вслух.

И не менее отчетливо увидела, как и без того темные глаза от негодования превращаются в черные, как их поглощает тьма, не сулящая ей ничего хорошего.

Возможно, она на самом деле переохладилась и придумала то, чего нет и в помине.

А если… нет?

***

Мила проснулась оттого, что ей нечем дышать. Повернулась набок, в голове что-то взорвалось. И что у неё с горлом…

Она снова перевернулась, на этот раз на живот, и уперлась лбом в подушку. Почему подушка какой-то странной формы? С углублением… У неё другая, более мягкая.

В горле нестерпимо саднило, и Мила заставила себя сесть и оглядеться по сторонам.

Она точно не в своей комнате. Определенно. Большая спальня в холодно-серых тонах, больше подходящая мужчине. Не ей. Ей не хватает красок, тепла, тех милых мелочей, что любое, даже самое неприветливое помещение превращают в уютное и милое сердцу гнездышко.

Мила прищурилась, резковато повернула голову, продолжая оглядываться по сторонам, и тотчас поморщилась от боли.

Теперь уже не вызывало сомнений. Она простыла.

Замечательно. Просто великолепно. Ей только болезни для полного счастья не хватало. Мила дотронулась до лба – по ощущениям горячий. Значит, ещё и температура.

Проведя руками по спутанным волосам, Мила опустила ноги на пол и встала.

Она вспомнила, что находится в доме Глеба. Не квартире Тойских.

Они из неё уехали ближе к вечеру. Как она поняла, Глебу подыскали съемное жилье, удовлетворяющее его запросам. Запросы были следующими: двухэтажный дом с цокольным этажом, где наверняка располагался бассейн. Большая территория, огражденная забором. Остальное Мила не рассмотрела. Дом находился за блокпостом с вооруженной охраной. Кто-то явно обеспокоен, чтобы посторонние не проявляли излишнее любопытство и огородились от нежданных гостей.