– Не верьте ему! Что он понимает, - жалкий неуч! При чем тут взятка? Что вы называете взяткой? Если я в тяжелую минуту окажу человеку услугу и тот отблагодарит меня, - это, по-вашему, взятка? А сколько я уступил могил бесплатно? Вот, скажем, придет ко мне кто-нибудь из вас и попросит хорошее место для могилы, что же, отказать ему, да?
– удивляется Мебуришвили.

– М-да... Страшно, дико, но гуманно!
– произносит глубокомысленно Чейшвили, глядя куда-то вдаль сощуренными глазами.

– Брось, Мебуришвили! Расскажи свои сказки другим, дураков здесь нет! Повесил на шею крест и хочет прослыть святым! Гнусный, неисправимый и бессовестный взяточник - вот кто ты такой!
– вмешался Чичико Гоголь. Ему нет дела до формулы Чейшвили: "Страшно, дико, но гуманно". После инцидента с Гамцемлидзе Гоголя шесть суток продержали в карцере, и с тех пор он старается быть со всеми вежливым, но скрыть свое отвращение к Мебуришвили он не в силах.

– Гоголь, не кажется ли тебе несколько неудобным, что ты, преступник, поносишь меня в присутствии людей, ни один из которых не лучше меня? Мебуришвили, хорошо помнивший, как Гоголь избил Гамцемлидзе, произнес эту тираду вежливо и сдержанно.

– Мебуришвили, может, мне встать?
– угрожающе спросил Девдариани.

– Воров я не имел в виду!
– быстро поправился Мебуришвили.

– Врешь! Здесь нет человека подлее тебя, Мебуришвили!
– выпалил Гоголь.

– Почему так, Гоголь? Может, ты путаешь меня с кем-нибудь?
– повысил голос Мебуришвили.

– Нет, не путаю! Это ты, товарищ Мебуришвили, бывший член Коммунистической партии, наживался на горе несчастных людей, торговал могилами, а теперь повесил на шею крест, сидишь с нами и втихомолку жрешь по ночам! Что, я ошибаюсь?

– Не прикидывайся простачком, Гоголь! Для меня, как и для тебя, партийный билет на определенном этапе был средством получения хлебной карточки! А что у меня висит на шее - крест или кирпич, это мое личное дело!

– Нет, не только твое!
– возразил Гоголь.

– Чье же еще?
– спросил иронически Мебуришвили.

– Хотя бы мое!
– ответил Гоголь.

– Слушай, кто тебя назначил посредником между мною и партией? взорвался Мебуришвили.
– Нашелся борец за идеи марксизма-ленинизма! А я, между прочим, в свое время, пока меня не погубили, был настоящим партийцем!

– Это как понять, Мебуришвили, как тебя погубили? Запретили брать взятки, да?

– Я не был рожден взяточником!

– Конечно, ты всегда был безгрешным ангелом!

– Да, да!

– Знаю! Был до того честным, что даже партийные взносы платил со всего заработка, включая взятки!

– Так же, как и ты!

– А вот и врешь, Мебуришвили! Для меня партбилет никогда не был хлебной карточкой, потому что я беспартийный! И идеи марксизма-ленинизма меня никогда не занимали! Меня беспокоит другое: ты, продавший свою партию и свой партбилет за тридцать липовых могил, что же ты способен сделать со мной, со всеми нами? Ведь продашь нас, как козлят на базаре!

Мебуришвили молчал.

– Ты погубил собственную душу, а теперь хочешь осквернить и святой крест?

– Свобода вероисповедания мне дана конституцией!

– И свобода торговать богом и совестью тоже?

Гоголь двинулся на Мебуришвили. Тот стал испуганно водить вокруг глазами, ища что-нибудь тяжелое, и, не найдя ничего более подходящего, схватил стул и занес его высоко над головой:

– Не подходи! Изувечу!

– Гоголь, отстань от него!
– вмешался Девдариани.

– Не суйся, Лимон! Я ведь не лезу в ваши воровские дела!
– отрезал Гоголь и, повернувшись к нам, предупредил: - Если кто сунется - убью!

– Не приближайся ко мне!
– взвизгнул Мебуришвили, швырнул на пол стул и бросился к двери. Гоголь настиг его, схватил своей огромной лапой за шиворот и рывком повернул к себе:

– Достань крест!

Мебуришвили повиновался.

Гоголь положил крест себе на ладонь, с минуту глядел на него, потом спросил Мебуришвили:

– Ты слыхал про десять заповедей? Заповедей Христа!

– Здесь не духовная семинария. Гоголь!
– прохрипел Мебуришвили.

– Говори!
– приказал Гоголь, вскинув над головой кулак.

– Не убивай!
– сказал Мебуришвили дрожащим голосом.

– Не бойся, не убью, но это - пятая заповедь. Начинай сначала!

– Не прелюбодействуй!

– Это - шестая! Говори по порядку!

– Не помню.

– А евангелий сколько, помнишь?

– Чет... Четыре. Четвероглав, - неуверенно произнес Мебуришвили.

– Правильно. Четвероглав, - сказал Гоголь и, развернувшись, закатил Мебуришвили увесистую оплеуху.
– Это раз, от имени преданной тобою партии! Это - два, от имени преданного тобой бога!
– Гоголь во второй раз ударил Мебуришвили и сорвал с его шеи крест.
– Ты недостоин носить его! Это три, от имени покойников твоего кладбища!
– От третьего удара Мебуришвили пошатнулся.
– А это от меня. Получай!
– Огромный кулак Гоголя опустился на голову Мебуришвили. Тот жалобно замычал и упал на колени. Гоголь положил крест рядом с ним и, подойдя к двери, постучался.