Все это произошло за считанные секунды - так, по крайней мере, показалось мне.

– Я из десятой пятого, - выдавил я, едва ворочая языком, - вот, принес белье...

Она не ответила. Лишь сочные ее губы раскрылись в широкой улыбке.

– Здесь пять простыней и пять наволочек. Куда их положить?

– Положи там!
– Женщина оглянулась на дверь.
– Ты один?

– Он ждет на дворе, - ответил я и положил белье на скамейку.

– Как тебя звать?

– Заза.

– Иди ко мне.

Я вздрогнул, попятился.

– Иди, не бойся!

– Где взять белье?

– Подойди ко мне!

– Скажи, где белье?

– Здесь. Иди возьми!

Я пошел.

– Где же? Я должен расписаться.

– Иди ко мне!
– Женщина поставила утюг и протянула ко мне руки. Иди, дурачок, пока не поздно!
– Голос ее задрожал, грудь покрылась красными пятнами.
– Иди, иди ко мне, скорей, скорей!..

Я подошел.

...Словно в сладком, сказочном сне я почувствовал на плечах и шее прикосновение ее трепещущих рук. Потом меня обожгли каленым железом ее горячие влажные губы и пылающая грудь. У меня подкосились колени, я помню лишь, как мы опустились на мокрый пол, как меня обдало жаром и все вокруг вдруг поглотила тьма. Потом мы плыли, слившись воедино, в каком-то розовом тумане, смеясь и плача, истекая слезами, и мне слышался наш горячий, страстный шепот:

– Жизнь моя!..

– Солнышко!..

– Боже мой!..

– Не уходи...

– Нет...

– Ведь ты не уйдешь?..

– Нет!..

– О, боже мой!..

Где-то в извилинах моего мозга что-то замкнулось... Сильный удар тока пронзил и сотряс всю мою плоть... По телу разлилась сладкая истома, наполнив собою каждую клеточку... Потом на меня повеяло приятной прохладой, словно откуда-то подул свежий ветерок. И я очнулся.

Она улыбалась и дрожащей рукой вытирала с моего лба холодный пот.

– Как тебя звать?
– спросил я.

– Встань, пока он не пришел.

– Как звать тебя?

– Маро.

– За что сидишь?

– Вставай!

– Я принес белье.

– Знаю.

– И где-то должен расписаться.

– Не надо нигде расписываться. Бери со стола пять комплектов и уходи. А теперь встань!

Я встал.

– За что тебя арестовали, Маро?

– Мыло украла!
– улыбнулась она.

– Неправда!

– А потом показала милиционеру язык.

– Нет, серьезно!

– Ты кто - заключенный или прокурор?

– Интересно...

– Я ведь не спрашиваю тебя!.. Бери белье и ступай!

– Я тебя больше не увижу?

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Оно и видно!

– А... в городе?

– Ступай! Если захочется, сама тебя найду.

Она легко поднялась, потянулась. Я подошел к ней и поцеловал ее в щеку. Щека была влажная и прохладная.

...Надзиратели мирно беседовали.

– Все?
– спросил мой.

– Да!
– ответил я.

– Так быстро?

– Да.

– Что с тобой, на тебе лица нет!

– Воздух там впертый!

– Это правда, - согласился он.
– Вечно там воняет. Ненавижу ходить туда!.. Ну, пошли! Пока, Гоги!
– попрощался он с тем, другим надзирателем.

– Будь здоров, Арсен!

...Гулоян и Девдариани играли в шахматы. Исидор читал книгу. Шошиа сидел, застыв как мумия, и глядел в потолок.

– Ну что?
– спросил меня Девдариани.

– Принес!
– Я бросил белье на нары и в изнеможении прилег.

– Видел женщин?

– Каких женщин?

– Прачек.

– Нет, они уже ушли.

– Да-а. Однажды мне пришлось пойти за бельем... Хуже нет, как глазеть на полуголых баб!
– Девдариани встал.

– Куда ты? Играй!
– удивился Тигран.

– Что играть, кретин, через один ход тебе мат!
– ответил Девдариани и бухнулся на нары.

Я и Девдариани лежим рядом. Спит он или нет, трудно понять. Руки заложены под голову, глаза прикрыты... А мне после сегодняшнего случая не спится. Хочется поговорить с кем-то. Не для того, чтобы рассказать о своих похождениях! Не дай бог! Ребят хватит удар! Да и не поверят они. Кроме того, я вообще не охотник до подобных рассказов.

Девдариани спит... Шошиа? Нет, не спит... Каждый раз после разговора с Шошиа мне хочется плакать, умереть, проклясть все человечество!.. Тигран? Тигран - форменный бандит! Каждый его рассказ, о чем бы он ни был, обязательно кончается убийством. И что удивительнее всего: убийство выглядит у него просто и обыденно, словно бы речь шла о загородной прогулке... Исидор? О, беседа с Исидором - одно удовольствие! Но он спит, храпит вовсю...

Я вздохнул и отвернулся к стене. (Проклятая лампочка! Как она действует на нервы! Никак не привыкну к ее вечному тусклому мерцанию!)