– Почему так близко от параши?

– От страха будешь часто мочиться. Тебе же удобнее!

– Столько свободных нар...
– сказал он несмело.

– У этих нар свои хозяева...

– Где же они?
– удивился он.

– Кто расстрелян, кто сослан, кто умер своей смертью, кто на суде, кто на допросе. Скоро вернутся!

Замбахидзе недоверчиво взглянул на меня, однако ослушаться не посмел и покорно лег на указанное мною место.

– Устал?
– спросил я.

– С чего же мне уставать?!

– В таком случае вставай! За лежание в дневное время - карцер!

– А в карантине разрешали...

– Карантин - одно, камера - другое. Слушайся, когда говорят, иначе пожалеешь!
– предупредил я. Замбахидзе сел.

– Это что же, весь день так сидеть?
– спросил он огорченно.

– До суда. Получишь срок - потом хоть вверх ногами ходи, воля твоя!

– Какой срок? Что за срок? Вы что думаете, на земле правды нет, что ли!
– взорвался вдруг Замбахидзе.

– Ты где работал?
– спросил я, когда он немного остыл.

– На кожзаводе! Работал и буду работать!
– ответил он запальчиво, словно в его аресте был повинен я.

– В чем же тебя обвиняют?

– У, сволочи, аферисты!
– Замбахидзе стукнул себя в грудь кулаком.

– Ты это про кого?

– Про директора и начальника АХО, чтоб им провалиться! У них знаешь ведь, как делается! Каждый завцехом ворует кожу, продает и делится с директором и начальником АХО...

– А ты?

– Что - я? Черта с два бы я им дал! Я же не вор!

– Что же у тебя произошло?

– А то, что продали меня с моим местом!

– За сколько?

– Я почем знаю! Вызвал как-то меня директор, предложил уйти с работы по собственному желанию, написать заявление. Что я, дурак? Не стал я писать заявления!

– Молодец!

– Какого черта - молодец! Знаешь, что потом они со мной сделали?

– Знаю.

– Что?

– А вот что: в один прекрасный день тебя задержали в проходной, отвели в кабинет начальника АХО, обыскали в присутствии двух рабочих и нашли у тебя кожу.

– Не нашли, а подбросили!

– Это не имеет значения. Были свидетели.

– Лжесвидетели!

– Неважно. Были свидетели. Потом тебя сфотографировали вместе с украденной кожей и повели к директору. Так ведь?

– Так!

– Директор сидел уткнувшись в газету. Увидев тебя, он встал и удивленно спросил: "В чем дело?" Спросил?

– Спросил, собака!

– Ну вот. Потом начальник АХО ему доложил - так, мол, и так. "Не поверю!" - воскликнул директор. Тогда начальник АХО молча выложил перед ним украденную тобой кожу. Так?

– Так!

– Директор схватился за голову, опустился в свое кресло и долго сокрушенно молчал. Потом он встал и сказал тебе: "Товарищ Замбахидзе, что же это такое? Так-то ты оправдываешь доверие коллектива, доверие партии и правительства? Мы приняли тебя как родного сына, вырастили, вывели на широкую дорогу, дали тебе цех! А ты? Вместо того чтобы честно служить родине, самоотверженно бороться за выполнение заданий пятилетки, экономить каждую копейку и тем самым способствовать развитию этой отрасли легкой промышленности, - что ты делаешь? Воруешь? И у кого? У государства? Нет, Замбахидзе, этого мы тебе не позволим!" Ты хотел что-то возразить, но взволнованный директор не стал слушать и рукой приказал начальнику АХО увести тебя. Так было?

– Точно!

– Что же оставалось делать следствию? Украденный товар - налицо, показания свидетелей - налицо. Будь ты на месте следователя, и ты поступил бы точно так же. Вот и посадили тебя. Продержали в карантине, а теперь ты здесь, в камере, рядом со мной!

– Но откуда все это известно тебе?
– спросил изумленный Замбахидзе.

– Э, брат, это очень просто: видно по тебе, что посажен ты без вины.

– А ты?

– И я, конечно!

– Почему же тебя не освобождают?

– Кто тебе сказал, что не освобождают?! Вот увидишь, не пройдет и часа, как меня выпустят отсюда!

...И свершилось чудо!

Открылась дверь камеры, и мой старый знакомый надзиратель, улыбаясь, гаркнул во все горло:

– Накашидзе, с вещами!!!

...Накашидзе, с вещами!.. Накашидзе, с вещами!..
– отозвалось эхо... С минуту я еще видел Замбахидзе, потом он исчез, исчезла и камера... Все вокруг наполнилось розовым туманом, и я услышал низкий, ласковый грудной голос знакомого старца: