Шрифт:
Дверь за ними захлопнулась, и они оказались одни в маленькой, мрачной камере.
— Ты понимаешь, что происходит? — Андрей пытался сохранять спокойствие.
Тайя прошлась по периметру, осматривая каменные стены и маленькое зарешеченное окошко под самым потолком.
— Не совсем. По-моему, меня обвиняют в убийстве, вот только кого, я так и не поняла. Какого-то судьи.
— Бог ты мой и судью тоже. — Андрея переполнял сарказм. — А этого милого человека то за что?
Девушка бросила на него укоризненный взгляд.
— Думаешь, сейчас самое время?
— Не знаю, ты мне скажи. — Парень опустился на корточки в углу. Никакой мебели в камере не было, вообще ничего, кроме охапки грязной соломы на каменном полу.
— Что с нами сделают? Долго будут здесь держать?
— Я думаю до утра. — Тайя присела рядом. — Утром отправят в суд.
— А потом?
Тайя скосила на него хитрый взгляд.
— Меня казнят, а тебя отправят на рудники.
— Мило. — У Андрея затекли ноги, и он устало уселся на каменный пол. — Может так и лучше, чем всю жизнь бегать, не зная, когда тебя убьют сегодня или завтра.
— Поверь мне, лучше уж бегать. — Девушка встала и, подойдя к двери, приложила к ней ухо.
Она простояла так целую вечность, не шевелясь и практически не дыша, затем обернулась и тихо, словно для себя, сказала.
— Остался один стражник. Остальные ушли в караулку у ворот. Смена через четыре часа. Можно начинать.
Тайя встала на колени у двери и, представив стоящего по другую сторону охранника, стала читать заклинания.
Берту Морали неплохо служилось в городской страже, после армейской лямки, это была сущая благодать. Посидел здесь, постоял там, вот и вся работа, зато сыт, одет, обут и риска никакого, не то, что в армии. Вот и сейчас, не успела захлопнуться за десятником дверь, как он уселся на табурет и, вытащив припасы взятые с возов за день, принялся с аппетитом запихивать их себе в рот. Держа в одной руке хлеб, а в другой кусок окорока, он вдруг поперхнулся и, согнувшись пополам, закашлял, аж слезы потекли из глаз. Когда Берт протер глаза, к своему удивлению он увидел командора Васкеса. Командор вел себя необычно, не орал, не сыпал ругательствами, а уставясь на него какими-то водянистыми глазами сказал мягким, почти женским голосом.
— Открывай камеру.
Стражник, торопясь, загремел ключами. Командор — фигура важная, надо старание выказать. Открыв замок, Морали распахнул дверь, но Васкес внутрь не пошел.
— Заключенных я с собой забираю. — Командор, не двигаясь, продолжал стоять у стола.
Парень и девушка вышли из камеры и направились к Васкесу. Юноша все время странно косился на Берта, и глаза у него были совсем очумелые, так что стражник подумал: «С головой-то не дружит, совсем видать».
Командор вдруг спросил.
— Выход на улицу где?
Морали показал на ближайшую дверь, и Васкес, вот ведь душевный человек, тогда говорит.
— Ты ведь устал сегодня, Берт Морали, так ляг и отдохни, вон сено в камере специально приготовлено. Никого не бойся, если кто спросит, скажешь: «Командор приказал».
Берт блаженно улыбаясь, подумал, а ведь действительно в сон клонит, сил нет. Затем он встал и, зайдя в камеру, завалился на грязную гнилую солому.
Побеседовав с «милейшим другом» Алазаром, Мелисана решила не связываться с этим бешеным «псом», а сделать то, что он хочет. Тем более, на первый взгляд, вся проблема яйца выеденного не стоит. Она позвонила в колокольчик и приказала вошедшему Эшфору вновь готовить паланкин, а на его вопросительно поднятые брови ответила.
— Не твое дело и поторопись.
Поскольку на ее взгляд раб отреагировал недостаточно быстро, она выплеснула ему вдогонку весь сдерживаемый до сих пор гнев.
— Если через минуту носилки не будут стоять у входа, то я тебя — таки отправлю в каменоломни.
— Напугала. — Жеманно промурлыкал про себя Эшфор. — Да я с тобой мучаюсь побольше, чем на любой каменоломне.
Вскоре паланкин Мелисаны остановился у дома командующего войсками империи на севере Сервилия Прома. Сам хозяин выскочил за ворота встретить дорогую гостью. Этого человека Мелисана берегла на крайний случай и обращалась к нему очень редко. Железный легат, герой войны и гроза варваров имел только одно слабое место и звали его Мелисана. Бравый вояка, примерный семьянин и заботливый муж был искренне и бескорыстно в нее влюблен. Она могла бы поступить с ним так же как и со всеми, но еще в первую встречу он показался ей таким милым и беззащитным, что бессердечная стерва дала слабину и удержала его на расстоянии. Теперь спустя много лет этот ее акт милосердия вернулся ей сторицей. Сервилий Пром стал ее спасательным кругом, ее защитой и последней цитаделью.
— Мелисана, что случилось? На тебе лица нет. — Седой мужчина нежно дотронулся до женской руки.
— Сервилий, милый только ты можешь помочь. — Женщина легко изобразила безутешность. — Моя подруга, Оливия, ты не знаешь ее, но это неважно. Она безутешна, ее племянница приехала сегодня в город, а эти супостаты на воротах схватили бедную девочку вместе с ее спутником и бросили в темницу. Без суда! Только потому, что кому-то там показалось, будто юное, невинное дитя похоже на убийцу. Представляешь, какие идиоты.
— Успокойся, радость моя. Разве это повод так нервничать. Сейчас я пошлю туда адъютанта, и он мигом привезет это дитя сюда. — Сервилий улыбнулся. — Хотя я думаю, если дитя путешествует вдвоем с мужчиной, то, наверное, оно не так уж и невинно.
Мелисана игриво повела взглядом.
— Не будь так строг к молодости, мой храбрый солдат, — и тут же капризно поджала губки.
— Нет, знаешь, пожалуй, я должна поехать сама. Я так волнуюсь, ведь я обещала Оливии…
Сервилий остановил ее щебетание.