– И давно ты читала его?

– Давно. Еще до того, как оказалась здесь. Пока лежала в больнице.

– Как ты попала в больницу?

– Несчастный случай. Но теперь всё хорошо.

– Тебе здесь нравится?

– Иногда да, иногда нет.

– Читаешь что-нибудь сейчас? – Он понял, что зря задал этот вопрос только после того, как слова были сказаны.

– Нет. Но я вспоминаю книги, которые прочла.

Он решил идти до конца. Он тоже решил плыть.

– Я видел тебя в окне и мне понравилось.

– Если судить по выражению твоего лица, то об этом нельзя сказать с уверенностью.

– Согласись, это было неожиданно.

– Соглашусь.

Это был разговор через дверь. Они шептали друг другу послания в замочную скважину, боясь, что их заметят. Мог спугнуть любой, и этот любой испортил бы всё и навсегда. Перевернулся бы мир. Но не находилось того другого. Они так и продолжали стоять и бездействовать, изредка перебрасываясь фразами. Он не мог, даже если захотел бы, взять её за руку, обнять или повлечь за собой. Они оказались в ловушке, к созданию которой они оба имели отношение: он участвовал в создании стен и людей вокруг, а она в создании этой, если так можно сказать, неловкой, ситуации. Тикал невидимый метроном; неспешно, как кисель текло время, становилось скучно.

4.0

Н

Это был день. Комнату залило солнечным светом. Я стоял у двери. Видимо, я только что зашёл. Это была моя комната. Здесь были мои вещи.

Полдень. Это был полдень. Потому что солнца не было видно, но было очень светло. Я не слышал их, но видел. Они были около окна и не видели меня. Я смотрел на них, не шевелясь. Она, и я точно знал, что это она, хотя парень перекрывал её, опёрлась ладонями на окно. Парень стоял сзади неё. Я догадался, что она была раздета. Я вспомнил, как она манила меня тогда из окна своей комнаты, а теперь развлекалась с кем-то у меня. По следам на стекле можно было догадаться, что она только что вышла из душа. Наверное капли воды по всей комнате. Видимо, не первый раз она принимает здесь душ. Возможно, таких случаев уже были десятки и я просто не знаю об этом.

Почему-то внезапно мне стало страшно, что они заметят меня. Я злился на неё, очень злился. Она портит мне жизнь своими гнусными привычками. Этот парень наверняка её дружок, такой же странный и опасный, как и она сама. Дальше терпеть это становилось невозможно. Позвать охрану я не смог бы. У нас нет охраны. Но что же делать? Обнаружить себя я не мог и не хотел. Только одна мысль крутилась в голове – положить этому конец. Я страшно потел в этот момент. Пользуясь тем, что они не видят меня, я снял верхнюю одежду, в надежде, что пот перестанет литься рекой. Решение не приходило. Я опустился на пол и прислонившись спиной к стене просто ждал, когда придет то самое решение. Я просто ждал. Я делал семь вдохов и выдохов, потом делал паузу, решение не приходило, и я повторял все заново.

Решение созрело внезапно. Это странно происходит. Ты понимаешь, что пора действовать. Тебе по-прежнему страшно и не по себе. Ты всё так же раздражён. Но внезапно я понял, что пора и тело послушно встало само. Я скользнул к ящику, вспомнив, что где-то там убирал канцелярский нож, очень крупный для своего названия. Он больше походил на заточенную металлическую пластину с рукояткой. Я решил спрятать его, когда отделка в комнатах шла и мы беспрепятственно могли носить инструменты; решил оставить его на всякий случай, например разрезать листы бумаги. Теперь же я осторожно нащупывал его, стараясь быть незаметным и тихим. В ящике было мало предметов и нож оказался в руках очень быстро. Следующий шаг – встать и подойти к ним долго не давался. Опять я, сжавшись в комок, сидел в ожидании чуда. Опять делал вдохи и выдохи. Паузы. И вдохи, и выдохи.

И вновь решение пришло само и внезапно. Я встал и уверенной походкой направился к ним, комната маленькая – два шага и я был на месте. Парень как раз наглаживал ей ягодицы, а она была в наушниках и, закрыв глаза, впитывала каждой клеткой своих бёдер его прикосновения. Наши глаза, мои и парня встретились в отражении стекла. Клянусь, у него расширились зрачки, когда он меня увидел. Но обернуться он не успел. Левой рукой я обхватил его за шею, а правой принялся наносить удары лезвием. Я работал быстро. Ковер позади него становился бурым. Я ловко оттащил его, очень быстро опустил на землю и перерезал горло. Девчонка продолжала витать в облаках мелодии, доносившейся из её наушников. Решив, и это решение далось мне молниеносно, я вытер руки о подвернувшуюся под руки верхнюю одежду кого-то из них, спустил свои штаны и продолжил то дело, которое не смог завершить предыдущий оратор.

4.1

– Глупости все это. – Наблюдатель сидел на кровати, обхватив голову руками. – Всё это глупости.

В комнате темно и тихо. Нет лампы-ночника. Верхний свет включать не хотелось. Он так давно не видел сны, что даже испугался, в особенности того, что он знал этого человека – он видел его здесь, в эксперименте. Это был один из испытуемых, но от того становилось только ужаснее от воспоминаний об этом сне. Во рту пересохло. В темноте, спотыкаясь о невидимые препятствия, он пробрался к крану, подставил руку к датчику и принялся жадно и громко пить. Сладковатый поток воды остудил мысли, они отступили куда-то в темноту и затаились.

П

Мы сидим с Девчонкой около окна на диване. Она в моей комнате. Сама пришла, улыбнулась и пока я зависал с открытым от удивления ртом, прошла в открытую дверь. Сама налила себе воду и села на диван. На я подошёл к ней и тоже сел, потом тоже захотел воды и сходил за водой, а потом сел рядом с ней.

Она улыбалась, смотрела в окно, а потом стала говорить, сама, я только кивал и, наверное, тоже улыбался в ответ, но точно помню, что мне было хорошо. Так мы сидели и больше ничего не хотелось. Она говорила со мной и мне всё было понятно, не нужно было переспрашивать или думать, что она говорит. Иногда она задавала мне вопросы и я легко находил на них ответы, легко отвечал и ей это нравилось, нравилось, что я говорю.