— Артур, я кое-что скажу сейчас, — Саша останавливает машину недалеко от домика, а я вижу свет, льющийся из окна, и сглатываю. — Мне кажется, ты слишком завис на этой бабе.

— Тебе в этом какая печаль? — перевожу взгляд на тёмный затылок Сашки, а тот поворачивается. Смотрит на меня, глазами чёрными ощупывает и качает головой.

— Нет, никакой печали… просто...

— Вот и славно.

— Крым, но она ведь просто баба, — нервозно вздыхает Сашка. — Вздорная, скандальная, тяжёлая, упёртая. Зачем тебе она? Она ведь бывшая жена Романова. Это неправильно, надо избавиться от неё. От неё одни проблемы.

Так, блядь, стоп.

— Иди на хуй, — говорю тем самым тоном, который всегда безотказно действует на собеседников. — Уяснил? Ещё раз такие советы от тебя услышу, ни на что не посмотрю, голову нахер оторву и свиньям голодным скормлю. Ты же знаешь меня, да?

И не дожидаясь ответа, выхожу из машины. Пока до греха не дошло — я не большой любитель советов и чьих-то долгих речей. Саша мой зам, он мой друг, человек, которому я доверяю. Но даже он не имеет права влезать грязными ботинками в моё нутро. Там мне самому не разобраться, не то что пускать кого-то извне. Я, сука, еле удержался, чтобы не прописать лучшему другу лещей по первое число. Из-за Златы и его слов. Потому лучше выйду прочь, так всем будет проще.

Потом подумаю, какого чёрта Сашку так заело.

Смотрю на дом, на подсвеченные изнутри окна, а за ними она. Прилипла носом, словно маленькая девочка, к стеклу, смотрит прямо на меня, а рыжие волосы упали на лицо, закрывают щёки. Улыбается.

Злата.

В бедро упирается связка ключей, и, чёрт возьми, внутри скребёт червяк. Она была здесь одна, всё это время одна, а я… да ну нахрен. Не хотел, чтобы видела меня таким — измордованным, умученным, дурным и злым. Не заслужила она такого концерта. Ей и без моих припадков хватило забот.

Я и так доставил ей слишком много проблем. Пусть я виноват в её беде лишь косвенно, всё равно виноват. И готов нести ответственность. Готов ли? На самом деле?

После всех этих наркозов и препаратов мозги в кашу, но я вижу Злату в сотне метров от себя, и от этого как-то проще, что ли. Шаг, ещё один, третий, десятый. Огибаю домик, распахиваю дверь, и Злата стоит за ней, такая маленькая и худая, растрёпанная.

Не ней шортики и майка в смешной горох. Злата переминается с ноги на ногу, смотрит на меня распахнутыми глазами, облизывает губы, ощупывает взглядом.

 — Привет, — смотрит на меня открыто, голубые глаза горят, сияют тем самым блеском, от которого я с ума схожу, а мне вдруг тесной становится одежда. — Ты… ты дурак.

— Знаю.

Делаю шаг к ней, а на её коже мурашки, и я не могу отвести взгляда от её голых ног. Они такие стройные, красивые…

Мать его, как же я скучал. До этого даже не понимал масштаба, а тут вижу Злату перед собой и крышу сносит.

— Зачем ты приехал тогда ко мне? Тебе нужно было в больницу! — её голос тихий, но в нём настойчивость. — Нельзя быть таким дураком. Безответственным!

— Хотел тебя защитить.

— Глупости, — фыркает, а я уже совсем близко. Всего несколько десятков сантиметров разделяет нас, но я не тороплюсь набрасываться. Сейчас из меня так себе герой-любовник.

— Не глупости.

— Они самые. Это ведь твоя жизнь! Ты должен о ней заботиться. О ней, не обо мне.

Злата хмурится и похожа сейчас на школьную училку младших классов, только мне не семь лет.

— Помолчи, пожалуйста, мать Тереза.

Делаю последний шаг. Плюю на боль, касаюсь её лица руками. Тёплая кожа под пальцами кажется самым нежным бархатом. Провожу вниз по скулам, очерчиваю линию губ, подбородок. Злата смотрит на меня снизу вверх, открыто и честно, как делала это с первой секунды нашего знакомства.

Именно это подкупило меня в ней больше всего. Её открытость. Бескомпромиссность. Уверенность в каждом своём слове, движении, мысли.

— Гордячка, — выдыхаю в её губы, но касаться их своими не тороплюсь. Злата тихо ахает, приоткрывает рот, облизывается.

Но не торопит.

— Скучала?

— Нет.

— Почему?

— Ты же не хотел меня видеть.

— Я не хотел, чтобы ты видела меня… таким.

— Гордец.

— Есть такое.

И она подаётся вперёд, целует меня в уголок рта и замирает. Её тонкие руки ложатся на мои плечи, высокая, не скованная бюстгальтером, грудь задевает мою, и это будит самые пошлые желания. Я хочу её, невероятно, немыслимо.

Злата дышит тяжело, с надрывом, и горячее дыхание обжигает мой подбородок. Мы застряли в этом временном континууме, словно две мухи в янтаре.

— Сегодня я хочу быть с тобой… я так соскучился.

— Правда?

— Тебе мне не хочется врать.

— А дальше?

— А дальше жизнь. Хочешь разделить её? При условии, что мы так мало знаем друг о друге? С учётом того, что практически чужие, связанные ненавистью к одному человеку?

— Жизнь с тобой? Это было бы интересно…

— Весело.