— Мне очень жаль, Хулия, — виновато произнёс Эмилио. — Если бы я знал... Хенероса, что-то мне жарко...

— Успокойся, Эмилио, — пыталась утешить его жена, нервно поправляя тонкие кружевные перчатки. — Боюсь, теперь нам придется привыкать к бесконечным претензиям этих неблагодарных. Да-да, именно так: неблагодарных.

— Ничего страшного, мама, — сказала Хулия. — Увидимся, — произнесла она, обращаясь к Килиану и Мануэлю.

— Очень на это надеюсь, — заявил Мануэль. — И думаю, скоро. Спокойной ночи, Хулия.

Мануэль и Килиан долго смотрели им вслед, стоя в дверях казино, пока они не скрылись из виду.

— Очаровательная девушка, — сказал Мануэль, протирая очки платком.

Килиан широко улыбнулся — впервые за долгое время.

Через несколько дней бой принёс Хулии записку от Хакобо:

«Раскаиваюсь в своём поведении. Надеюсь, ты меня простишь. Этого больше не повторится».

Эти две строчки она прокручивала в голове несколько дней, а перед глазами у неё стояли сияющие зеленые глаза, чёрные волосы и мускулистое тело человека, в которого она считала себя влюблённой. Чем больше она повторяла последние слова записки, тем больше походила к выводу, что они что-нибудь да значат. Возможно, ее выпад в казино заставил его задуматься и понять, что они созданы друг для друга.

Две недели она выдерживала характер, но на третью все же сдалась. Ей необходимо было увидеть его, услышать его голос. Она обдумывала разные способы встретиться с Хакабо, но отвергала один за другим. Новое приглашение на семейный ужин лишь ещё больше укрепит подозрения матери, что она неравнодушна к старшему из братьев. Пригласить в кино или в кафе? Она не была уверена, что Хакобо примет приглашение, и боялась получить отказ. Устроить новую вечеринку с друзьями в казино тоже не казалось ей хорошей идеей, особенно после того, что там устроил ее отец; должно быть, его выходку до сих пор обсуждают на всех углах. Это был главный недостаток Санта-Исабель: городок так мал, что любой пустяк в нем становился настоящим событием, нарушая монотонное течение жизни, и пройдут долгие недели, прежде чем все уляжется и забудется.

Внезапно Хулии пришла в голову совершенно безумная идея, в первую минуту — смутная, а со временем все более ясная: самой поехать на плантацию вечером, после ужина. Она бывала там несколько раз вместе с отцом, и прекрасно помнила блистательное главное здание. Она придумает какую-нибудь легенду и проберется в его комнату, где поговорят наедине, и может быть...

От возбуждения она закусила губу. Если кто-нибудь случайно увидит ее на галерее спального этажа, она всегда может сказать, что принесла записку для Антона от Эмилио. Никто даже не усомнится в подобном алиби!

Мало-помалу она разработала план во всех деталях. Для поездки на плантацию она выбрала четверг: это был самый благоприятный день для реализации планов. В четверг родители Хулии уходили к соседям играть в карты, и она могла взять машину — якобы, чтобы поехать в кино. С другой стороны, это был будний день, и у Хакобо не было причин отлучаться из Сампаки.

В четверг после ужина Хулия старалась вести себя как обычно, чтобы не вызвать подозрений — ну, разве что, несколько более тщательно накладывала макияж. Сев наконец за руль отцовской красно-кремовой «Воксхолл-кресты», она расстегнула две верхние пуговицы розового платья в мелкий цветочек, с рукавами до локтя, выбранного специально для этого случая, и накрасила губы более яркой помадой. Едва она услышала шум мотора, как ее сердце забилось в предвкушении.

Через считанные минуты последние огни города остались позади, и над дорогой воцарилась тьма. Свет фар позволял видеть дорогу лишь на несколько метров впереди. Хулия похолодела от страха, стоило ей представить, какие жуткие создания бродят по лесным тропам в этот час. Пока одни животные спят, другие под покровом ночи творят свои чёрные дела.

Когда она проехала деревню Сарагоса, впереди забрезжил тусклый свет огней, маячивших в нескольких хрупких хижинах с большими окнами без стёкол, в которых метались длинные чёрные тени. В эту минуту Хулия пожалела, что не выбрала другую, лунную ночь: тогда бы луна освещала ей дорогу, словно мощный прожектор. Краем глаза она заметила, как вершины пальм у въезда в Сампаку то выступают из мрака в свете фар машины, то вновь исчезают во мгле, словно призраки.

Внезапно перед ней оказался седой чернокожий мужчина с фонариком в руке, которым он отчаянно размахивал, требуя, чтобы она остановилась. Сердце у неё замерло. Седой заглянул в окошко машины и, похоже, не на шутку удивился, обнаружив за рулём белую женщину.

— Добрый вечер, мис, — поприветствовал ее Йеремиас. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Я принесла записку для массы Антона, — она столько раз репетировала эту фразу, что прозвучало совсем естественно. — Здесь всегда так темно?

— Да, у нас здесь перебои с электричеством. Даже не знаю, когда его включат. — Йеремиас беспомощно развёл руками. — Вот только боюсь, вам придётся припарковаться подальше от дома. Нигерийцы заполонили весь главный двор...

— Хорошо, хорошо, — поспешно произнесла она, не желая, чтобы этот человек приставал к ней со своими ненужными объяснениями. — Большое спасибо.

Хулия проехала ещё несколько метров, непостижимым образом обогнув толпу мужчин, танцевавших с мачете в руках. Некоторые поднимали над головой масляные лампы, в свете которых их огромные глаза ярко сверкали на тёмных лицах. Все эти глаза теперь повернулись навстречу нежданной гостье. Хулия прикинула, что, если остановит машину здесь, ей не нужно будет тащиться пешком добрые полсотни метров до главного здания, пусть даже ей и придётся протолкнуться сквозь толпу.