Шрифт:
– Пойдем, Ага, да буду я жертвой твоего предка. С помощью аллаха всех, кто остался, вытащат. Ты совсем выбился из сил...
– Аллах поможет, Ширин, поможет... Если бы он помогал, то не послал бы одно за другим два землетрясения, не превратил бы в развалины нашу прекрасную родину!
– Опомнись, Ага, родной, ты от горя так говоришь... Грех это... Пойдем... И Минасолтан уже присылала о тебе справиться. Слава аллаху, и дети, и все твои домашние здоровы...
– Слава аллаху! Значит, мы можем здесь еще немного помочь.
– Здесь уже никого не осталось, Ага!
Но Сеида Азима что-то удерживало на месте. Он давно прислушивался и неожиданно для самого себя уловил чей-то стон. Сначала ему показалось, что голос доносится издалека, от стоящих поодаль строений или дальних развалин. Он снова прислушался.
– Ширин, прислушайся повнимательней... Кто-то стонет...
– Нет, родной, тебе кажется...
– Абдулла, я тебе говорю, под развалинами кто-то есть!
– Тебе почудилось...
– Не уверен...
Ширин огляделся, присел, напрягая слух:
– Ты прав, Ага, ты прав! Ведь мы в суете совсем забыли про невестку Гаджи Нуруллы, жену Асада - Сарабеим...
– Ну, скорее!
Они снова бросились к развалинам. Чей-то стон, мольба о помощи удесятерили, казалось, их силы. Сеид Азим с легкостью отбрасывал камни, оттаскивал балки. Ширин Абдулла с радостью поглядывал на него, думая про себя: "Какой он, слава аллаху, сильный и здоровый! Не сглазить - предок помогает ему! Ведь только что еле стоял на ногах... Правда, он еще совсем молодой, не то что я..."
Они вели поиски с той стороны, откуда несся стон. Отброшенные в сторону доски и балки, кирпичи и камни образовали гору. Абдулла и Сеид Азим работали напряженно, не давая себе отдыха. Потом в ход пошли лопаты и лом. Пыль набивалась в горло и нос, заволакивала глаза, известка слоем покрыла одежду. Они подкапывались под толстую балку, которая сдерживала, по-видимому, ударную силу обрушившихся стен и потолка. Она и спасла женщину, которую они обнаружили в уцелевшем углу дома рядом с сундуком.
Округлое, словно полная луна, лицо женщины было бледным, без единой кровинки. Черные сросшиеся брови над закрытыми глазами, стиснутые губы.
Сеид Азим склонился над спасенной. Через несколько минут распахнулись густые черные ресницы. Сквозь слезы на поэта глянули прекрасные черные глаза. Женщина облизнула спекшиеся губы и, всхлипнув, проговорила:
– Спасибо, Ага... Да буду я твоей пленницей... Аллах наградит тебя...
Молодая женщина еще не осознавала всего происходящего, не понимала, что с ней, в каком она виде. Исцарапанными руками она искала, чем прикрыть лицо, потом пыталась подняться на ноги. Поэт удержал ее, чтобы она не увидела трупы близких. Женщина осталась чудом невредимой, только бледность и слабость выдавали, что с ней что-то произошло. Поэт увидел окровавленные юбки и ступни ног. И здесь он уразумел, какое несчастье произошло с бедняжкой: преждевременные роды... Жалость к женщине залила его грудь.
– Ширин, помоги, отведем бедняжку к нам домой...
Ширин Абдулла вместе с поэтом взяли под руки еле стоявшую на ногах Сарабеим и повели в дом к Минасолтан...
Немало дней Сарабеим жила в доме поэта. Он приносил для нее лекарства от врача Мирзамаммеда, выслушивал наставления, как следует лечить бедняжку. Джейран и Минасолтан ухаживали за ней. Молодость и отменное здоровье сделали свое дело: Сарабеим быстро восстанавливала силы. Молодая женщина еще ярче заблистала красотой. Теперь она прикрывалась от Сеида Азима платком, но, встречаясь с поэтом во дворе, где она выполняла работы по хозяйству, стараясь помочь Джейран и Минасолтан, она поглядывала на него, пользуясь малейшей возможностью, стесняясь, однако, смотреть прямо ему в лицо. Сарабеим ощущала в себе растущую привязанность к поэту, желание постоянно быть рядом с ним поглотило все ее помыслы. Рождающееся чувство любви завладело всем ее существом...
И в сердце поэта родилось желание любви. Он понял, чем это грозит, и попытался справиться с собой, вырвать из своей души... Но не сумел. Будешь ли ты укорять его за это, мой читатель? Или не будешь?.. Я вынуждена рассказать все, другого выхода у меня нет.
Сам Сеид Азим Ширвани называл ее "спустившейся с неба луной", уподоблял ее губы "египетским сладостям", не скрывал и не прятал ее имя. Он посвящал ей газели, в одной из которых писал, что косы Сарабеим благоухают, как цветник, что с запахом ее волос и лучший мускус не сравнится.
Друг мой, я должна тебе признаться, что любовь к Сарабеим не была такой же платонической, божественной, как любовь к "царице фей" - Соне... Тридцатисемилетний, полный физических сил Сеид Азим Ширвани, хоть и жил возвышенными чувствами и мечтами, облагораживая жизнь окружающих тем, что дарил им сокровища своего духа, умел наслаждаться дарами реального мира. А Сарабеим была не из тех женщин, чью любовь можно отвергнуть. Он пошли навстречу друг другу, пренебрегая упреками совести...