Зимой 2759 года в замке праздновали еще одну свадьбу. Нисий женился на Лунде — дочке Торжиса Эгвада, губернатора Ферута. Хален мог найти для сына невесту знатнее, но Нисий, знавший девушку еще по службе своей в Ферутском гарнизоне, не желал никакую другую, и отец в конце концов уступил. Он подарил молодым домик у водопада и строил для них большой дом в Киаре.

А весной 2760 года Бронк без предупреждения приехал в Киару. Евгения, только-только вернувшаяся из Иль-Бэра, занималась лечением Халена, который подхватил лихорадку на болотах близ Фарады, где провел последний месяц. Дикари уже давно вели себя мирно — насколько это слово вообще к ним применимо. Их вылазки становились все более редкими, и царь, заскучав на берегу, отправился на болота охотиться, где и заболел.

Болезнь была несерьезна, рядом с олуди невозможно было всерьез занедужить. Евгения заварила горькой коры, заставила мужа пить этот отвар несколько раз в день и пообещала, что если он не будет отходить от нее дальше чем на десять шагов, то через два дня поправится.

Хален с чашкой горького питья в руках сидел на скамье в углу площадки, давая советы жене, которая фехтовала на мечах с Венгесе. Тренировалась она теперь редко и без особого интереса, однако Венгесе все же приходилось тяжело.

— Она будто знает каждый мой выпад заранее, а двигается так быстро, что глаз не успевает за ней, не говоря уж о теле, — признался он, вытирая пот со лба. — Я не могу застать ее врасплох!

Забывшись, Хален протянул ему свою чашку, Венгесе глотнул, закашлялся, пролил лекарство на пол.

— Что за зелье!

— Прости, дружище. Из головы вылетело! — улыбнулся Хален.

Он с удовольствием посмотрел на свою царицу. Она беседовала с беременной Ливой, опустив к земле руку с мечом, стройная и сильная, в кожаном платье без рукавов, что так славно облегало ее высокую грудь, свободно сборило на тонкой, как у юной девушки, талии. Она была лишь немного ниже Венгесе, и мечи их весили одинаково, но она поднимала свой уверенно, как заправский воин. Почуяв его взгляд, Евгения повернулась к мужу. Безупречный овал лица, длинные четкие брови взлетают к вискам, как крылья ласточки, и в обращенном к мужчинам взгляде — извечная любовь. Но, как всегда, что-то в ее нежном и гордом лице опять полоснуло его по сердцу болью. Было в нем что-то трогательное, беззащитное, как отзвук давно ушедшего или еще не пришедшего страдания, напоминания о той тоске, которая крепче брачных уз привязывала ее к нему. Это сочетание силы и хрупкости заставляло его оберегать ее от всех возможных бед, как ребенка, — точно так же, как Сериаду и Алию.

Евгения вдруг насторожилась, на ее лице появилась тревога. Она обернулась к ограде. Хален тоже повернул голову и увидел неторопливо шествующего к ним Бронка. Скрипнула калитка, застучали по доскам каблуки. Бронк похудел и почернел, сразу напомнив Халену, каким был много лет назад, после гибели сына. Мундир болтался на его плечах, но сапоги были начищены и седые волосы тщательно уложены. Он поклонился царю и царице, пожал руку Венгесе.

— Бронк, дружище! Я рад тебя видеть. Но что случилось, почему ты вот так, без предупреждения?

Хален улыбнулся было, но улыбка быстро сползла с его лица.

— Та-а-ак… — протянул он. — Дай я угадаю. Твой любимый царь шедизский, похоже, чем-то тебе не угодил. Я же говорил, что он еще заставит нас понервничать. Рассказывай!

— Позвольте присесть, государь, — Бронк опустился на скамью рядом, с наслаждением вытянул ноги. Хален дал ему свою чашку, и он, не поморщившись, выпил темный отвар. — Лекарство от лихорадки? Именно то, что мне нужно, ибо я сгораю от стыда. Я вынужден просить вас отстранить меня от государственных дел, мой повелитель.

— Да рассказывай же!

— Меня и Мооса Намаана выставили из Шедиза. Оба посольства закрыты, нам дали двадцать часов на то, чтобы покинуть страну. Думаю, в эту минуту войска Алекоса уже вторглись далеко на территорию Матакруса.

Хален побагровел до синевы, так что Евгения испуганно вскрикнула. Почти сразу же он побледнел — опять же до синевы, вскочил и в бешенстве потряс кулаками над головой Бронка. Присутствие женщин не помешало ему выругаться от всей души.

— …мать! — еще раз в ярости крикнул он. — Чтоб мне пропасть, я даже рад этому! Не говорил ли я этим идиотам, что они дождутся беды?

Бронк, опустив голову, выждал, пока вспышка гнева спадет.

— Выслушайте меня, государь. Нас очень ловко обвели вокруг пальца. Я думал, что знаю все, что происходит в стране, а оказалось, ни знал ничего.

— Подожди, — перебил царь. — Венгесе, вели немедленно привести Корсали!

Талант рассказчика не изменил Бронку и сейчас. Хален вновь сел, Лива велела слугам принести плетеную скамью для царицы. Венгесе, отдав распоряжение немедленно пригласить в замок шедизского посла, вернулся еще до того, как Бронк закончил свою историю.

Просьба, а точнее, приказ явиться в Красный дом поступил утром, когда посол только заканчивал свой туалет. Это его насторожило: царь Алекос никогда не приглашал его. Наоборот, это ему приходилось каждый раз подолгу добиваться аудиенции у неуловимого шедизского владыки. Последний раз одернув перед зеркалом мундир, он в сопровождении секретарей отправился во дворец.

Красный дом сильно изменился за два года после смерти Процеро. От царского дома остался лишь фасад с порфировыми колоннами. Алекос не нуждался в предметах роскоши, которыми окружал себя его предшественник. Исчезли ковры, статуи, драгоценные люстры, мягкие диваны. Голые покои дворца напоминали теперь казарму. Правда, оружие на их стенах восхищало Бронка. Что ни говори, у Алекоса был вкус к красивым вещам, пусть и выражался он всего лишь в любви к мечам, топорам и щитам.