– Воды дай, – не оборачиваясь, велел он Генри и тот, отмерев, метнулся к столу за стаканом. Но Эрнеста пить не стала: трясущейся рукой отстранила его и проговорила, глядя не на Джека, а куда-то в стену перед собой:

– Где?..

Рэдфорд покосился на Генри, предупреждающе нахмурившись, и тихо ответил:

– Там же. На том острове, где мы нашли вас обоих.

– Ты врешь! Это ложь! – с силой оттолкнув его руки, все еще обнимавшие ее за плечи, выкрикнула она. – Все, все ложь! Ты просто не захотел возвращаться за ним! Я обещала, я же обещала ему, что вернусь вместе с помощью, он ждал, а я не пришла… – захлебываясь рыданиями, повторяла она, по–прежнему слабо вздрагивая при малейшей попытке Джека обнять ее. – Это ты, ты во всем виноват! Ты обещал, что спасешь его, ты обманул меня…

– Это неправда! – вдруг звонко перебил ее до того молчавший Генри. Рэдфорд, побледнев даже сквозь весь свой загар, взмолился:

– Молчи!

– Не замолчу! Она не имеет права говорить о тебе такое и заслуживает знать правду, – необыкновенно тихо, серьезно и решительно ответил юноша. Эрнеста, на мгновение забыв о своем горе, вскочила на ноги с новыми силами:

– Какую еще правду? – Она обвела их обоих полубезумным жадным взглядом. – Вы оба мне лжете. Что на самом деле произошло? – Обернувшись к Генри, она страстным, задушевным шепотом взмолилась: – Твое лицо кажется мне правдивым. Ты не Джек, тебе не нужно бояться за меня. Ради Иисуса и Пречистой Его Матери, благой Девы Марии, скажи мне, что с Биллом?

Несколько секунд юноша колебался, затем, низко опустив голову, шепнул:

– Джек, я скажу ей. – Рэдфорд ничего не ответил, лишь с присвистом втянув воздух, и Генри снова поднял на девушку свои блестящие темные глаза. – Вы сказали, что пробыли на острове восемь дней, так?

– Какое это имеет значение? – побледнев от волнения, ответила та. Генри, закусив губу, пояснил:

– Должно быть… На шестой или седьмой день… Вы этого не помните? Когда мы причалили к острову, ваш друг был уже мертв.

– Нет… – едва слышно сорвалось с ее губ. Джек, лучше знавший ее нрав, почти бессознательно метнулся вперед и успел схватить девушку поперек груди, прижимая локти, еще до того, как она вцепилась в горло Генри, но ее худые темные пальцы успели зацепить темную ткань его жилета. Беспомощно извиваясь в крепких объятиях капитана, она продолжала повторять уже другим голосом, больше похожим на хриплый, тоскливый волчий вой:

– Нет, нет, нет!..

В глазах Рэдфорда плескался ужас напополам с беспомощностью, словно он внезапно увидел перед собой по меньшей мере целую армаду вооруженных сотнями пушек испанских галеонов; но Генри, похоже, почти не испугавшись происходящего, осторожно приблизился к ним и положил руки поверх ладоней Джека на плечи девушки.

– Мэм, мы очень, очень хотели ему помочь! – с жаром и мольбой заговорил он, совершенно не обращая внимания на ее новые попытки схватить его за горло. – Я знаю, вы тоже этого хотели. Вы не виноваты, что так получилось… – Его мягкий, успокаивающий тон, казалось, действовал на девушку благотворно: конвульсии и рывки понемногу начинали стихать, в глазах появилось некое подобие осмысленного выражения, хоть и смешанного со жгучей болью. Ободренный этим, Генри продолжал: – Вы не виноваты, но и мы – тоже! Только тот человек, который… который нанес смертельную рану вашему другу – только он повинен в случившемся!

– И мы отомстим ему, Эрнеста. Обязательно отомстим! Если ты скажешь мне, кто он… – начал Рэдфорд, но девушка, не слушая его, бессильно откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Ты не сможешь. Никто теперь не сможет его убить…

– Это еще почему? – нахмурился Рэдфорд. – Я, конечно, не сам легендарный капитан Флинт, но на кое–что тоже способен…

– Не сможешь, – глухо повторила Эрнеста. – У тебя один корабль – у него пять. В твоей команде дай Бог чтобы набралась хотя бы сотня человек, так ведь? А у него их четыреста семьдесят две души, и каждую из них я знаю в лицо, – она громко, горько расхохоталась, отворачиваясь к стене и подтягивая худые темные руки к слабо подрагивающей груди. – Это почти смешно – ведь я же сама, сама сделала его настолько сильным! – У нее снова начиналась истерика.

– Генри, выйди, – тихо и мягко, как и всегда, когда он говорил с ним, но с непривычной юноше непреклонностью приказал Джек. Усевшись рядом с несчастной девушкой, он решительно приобнял ее, укладывая черноволосую голову себе на плечо, забормотал что-то успокаивающее, пальцами расчесывая спутанные темные пряди, явно давно не знавшие ни гребня, ни мыла.

– Ничего… ничего больше… совсем одна… – донеслись до Генри едва различимые среди смеха и плача слова девушки. Он уже взялся за дверную скобу, когда Джек окликнул его:

– Скажи мистеру Макферсону, что я сам к нему подойду позже. Пусть не тревожится, я уже понял, в чем там дело, и это вполне может подождать.

– Хорошо, – кивнул Генри. Он окончательно перестал понимать, что следует делать, поэтому на сей раз предпочел просто подчиниться приказам капитана.

Прошло целых три дня, прежде чем Эрнеста смогла подняться с кровати и выйти на верхнюю палубу. Это случилось поздним вечером, как раз после окончания очередной вахты – скорее всего, звук рынды и разбудил спавшую девушку – и палуба была заполнена матросами, предпочитавшими доесть свой ужин и выпить припасенную с обеда порцию рома. Бледная и худая, больше похожая на привидение девушка сперва оказалась никем не замечена и сама, как видно, ничуть не интересовалась чужим весельем.