Толстая добродушная мурамса протиснулась в узкий проем и приветливо пошевелила усиками.

– Принесла тебе молока, – пробормотала она. – Еще теплое, только подоили. Кто пьет много молока, будет сильным и здоровым.

«Наверное, то же самое, она говорит своим детям, когда те капризничают за столом», – вяло подумала Римса.

Молоко в желудевой чашке искрилось и переливалось, на вкус напоминало цветочный нектар.

Мурамсы пасли своих коровок в лучших ромашках.

Римса вспомнила, как в прежней жизни бежала, громыхая бидончиком, к стаду талс, как потом осторожно несла молоко домой, как мать и отец хвалили ее за прилежание и за полезную дружбу с лесными лошадками.

– Спасибо, – машинально сказала она, возвращая чашку.

– Что случилось с тобой? – сочувственно спросила толстуха, присаживаясь на краешек кровати. – Наши нашли тебя, всю израненную.

– Ужасное несчастье, – прошептала Римса. – Огонь ударил в наше дерево и расколол его.

– Ой, горе! – мурамса обхватила лапками блестящие щеки. – И что же дальше?

– Не знаю, – всхлипнула Римса. – Никого не нашла. Наверное, все погибли.

– Не говори так, – всплеснула лапками толстушка. – Даже когда дерево упало на общежитие моей сестры из озерного квартала, (она вышла замуж за тамошнего мурамсу и у них уже десять хорошеньких деток), даже тогда почти все спаслись.

– Да, но у них не было пожара, – слабо возразила Римса.

– Старики рассказывали, многие спасаются даже из огня, – толстушка замолчала, не зная, что еще сказать.

В спальню доносился слитный гул общежития. Жизнь здесь шла своим чередом, счастливая, обыденная, трудовая жизнь. Почти как у народа Са в их колонии, до катастрофы.

Беззвучные слезы потекли по личику Римсы.

Глядя на нее, толстая мурамса сама готова была заплакать от жалости и сочувствия.

– А знаешь что? – вдруг воскликнула она. – Тебе надо сходить к чародею Грибасу!

– Кто это еще такой? – спросила Римса, утирая слезы.

– Ты не знаешь чародея Грибаса? – искренне удивилась толстуха. – Хотя… откуда тебе знать. Ты ведь не местная. Только Грибас из ваших, он Са, как и ты. Имя у него чудное и ростом повыше, а в остальном – вылитый Са. Да! Вот еще странность – он один живет!

– Один? – переспросила Римса. – Да уж подлинно ли он – Са? Наши не селятся отдельно.

– Сходи, сама посмотри. Говорят, он один занимает целый пень. И много всяких интересных штучек у него там, только никому ничего не показывает и не рассказывает.

– Откуда же вы тогда знаете? – спросила Римса.

– Про что?

– Про штучки?

– Слухом земля полнится, – многозначительно ответила толстуха.

– Эй, муженек! – закричала она в глубину общежития.

В ответ на ее призыв маленькие лапки стремительно протопали по коридору. Спортивного вида мурамса юркнул в спальню и встал рядом с женой.

«Какая смешная пара, – подумала Римса. – Она большая и пышная, он маленький, худой. Впрочем, сердцу не прикажешь. Эти двое, кажется, любят друг друга».

– Мурик, – проворковала тем временем толстушка, – покажи гостье дорогу к чародею. А я пока займусь обедом.

– Да, моя пышечка, – глазки мурамсы-мурика увлажнились от обожания. – Что у нас сегодня на обед?

– Твоя любимая…, – голос толстушки снизился до нежного шепота, – … ягодная запеканка в молочном соусе и кисло-сладкая трава с пикантной ореховой смесью.

– О! – в избытке чувств поджарый мурамса напечатлел поцелуй в блестящую щечку супруги. Толстушка смущенно зарделась, отмахнулась лапкой: