– Ну всё!!! – в яростном гневе перебил друга, не в силах выслушивать этот бред. – Посмотри, что сделал твой вандализм!!! Книга вся в эле!!! Теперь мне придётся её сушить при свете палящей луны 12 , а потом незаметно возвращать на место. Если старый Грегор об этом узнает, то мне прилетит нагоняй или, того хуже, отправит в пещеру страданий!!! Ай… – резкая боль в глазах прервала мою пылкую речь. Сделав пару шагов назад, я поднял голову на старое зеркало, что стояло у стены: высокое, локтей 13 девять, не меньше, овальной формы, с золотой оправой по бокам. Рисунок обрамления напоминал морские волны, что бьются о край стекла по кругу. Кажется, старый Грегор выторговал его у кровавых торговцев, когда был в ледяных краях на великой охоте во времена своей молодости.

– Эх, как бы я хотел отравиться в путешествие великой охоты, повидать горы и белый, падающий с неба песок…

Вглядевшись в своё отражение, я увидел пульсирующий, будто сердце, тёмно-красный огонёк в глазах, мои привычно голубые очи сменялись багровым цветом, на первый взгляд могло показаться, что они налиты кровью. Да простит меня великий Рексар, но я опять не сдержался, и случился небольшой приступ ярости. Старый Грегор говорит: боль сопровождается моей молодостью, со временем я окрепну и перестану обращать на это внимание.

– Контролируй свои эмоции, брат, иначе внутренний зверь поглотит тебя, – Тамбор подошел ближе и положил мускулистую руку мне на плечо, глядя прямо в глаза, сказал: – Твой дух зверя – это одновременно и дар, и проклятье… Берсерка в пылу ярости невозможно вразумить, а если будут жертвы… Ты ведь знаешь закон!

– Закон… – еле слышно прошептал, уходя в свои мыли.

Издревле совет вождей принял свод строгих законов, один из которых гласит: берсеркам разрешается впадать в неистовство лишь на поле яростной сечи. Если же случится приступ в мирном поселении, то велено бросить берсерка в яму на пятнадцать лун 14 . Более того, если берсерк забирает жизнь, то его лишают руки, если две жизни, то лишают уже головы. Хоть этот закон довольно-таки суров, но так надо, и я это понимаю. Если берсерков не контролировать и дать им волю, то неизвестно, к чему это приведёт. Из большинства правил лишь это я знаю назубок.

Хотя какие там жертвы, даже смешно, что великий дух зверя выбрал именно меня при рождении, а проявил себя лишь в пятом цикле. Я ещё раз оценивающе посмотрелся в зеркало: тёмные коротко стриженные волосы, тонкие брови, слегка выпученные голубые глаза, как у местных рыб, острый прямой нос, небольшие ямочки на скулах, тусклая коричневая кожа, небольшой рост – от силы три с небольшим локтя – маленькие клыки, торчащие из слабой нижней челюсти, худощавое телосложение – кожа да кости – когтей на пальцах почти не видно. О таких, как я, в нашем народе орков говорят: «одной ногой в могиле». Хотя отец мой твердил: «Сын! Рост никогда не имеет значения! Важен лишь твой боевой дух и решимость!» Мда, ему-то легко чесать языком, ведь он был ростом чуть ли не в полтора раза выше и мог поднять однорога одной рукой!

Порой мне кажется, что не выбери меня дух зверя, так моя судьба – чистить выгребные ямы да стирать портки стариков нашего клана, а так меня даже боятся, как дикого огня. Не каждый захочет завязать со мной разговор. Видимо, опасаются ляпнуть что-то не то и вызвать мой гнев, что, в свою очередь, повлечёт за собой крайне неприятные последствия.

– Жертвы? Очень смешно, брат, максимум, что я могу – так это ощипать бедную индейку в порыве ярости, и то не факт, что сумею её поймать… – на мгновение повисла давящая тишина, Тамбор устало покачал головой и с полным серьёзности видом сказал:

– Не стоит недооценивать берсерков, друг мой. Неважно, столько ты весишь, важно лишь то, какой силой обладает дух зверя, и твоя собственная решимость! А дух твой, насколько я помню, далеко не из слабых. Вот, к примеру, помнишь трагедию, что случилась два цикла назад в клане Змеиного черепа, расположившемся у Озера скорби на востоке?

– Помню… – интересно, к чему он клонит?

– Так вот, по секрету отец рассказал мне, что их вырезали совсем не враждующие племена огров-кочевников… а собственный берсерк!!!

– Да ладно?!!! Быть того не может! Ведь воинов в том клане было больше раза в два, чем у нас! Не мог один воин всех их убить, хоть и берсерк, да ещё и так жестоко… – в народе шептались, что с кланом расправились с особой жесткостью безумного зверя: расчленённые тела, реки крови… даже детей обезглавили, а женщин будто кукол насадили на деревянные колья. После того случая ни один клан не решился встать у озера. Сейчас его величают: Озеро скорби. Шаманы говорят: то место проклято, при свете белой луны бродят духи жестоко убитых орков, а некогда живая вода в озера отравлена кровью…

– Ещё как может!!! – резко отрезал Тамбор, – мой отец лично видел то, что там произошло…

– Н-но как??? – не ожидая от самого себя, я задал вслух вопрос, который должен был прозвучать лишь в собственных мыслях.

– А вот так. Мой отец как раз возглавлял караван, что вёз в тот клан партию шкур однорогих. Так вот, на подходе к озеру они увидели дым и поспешили в стан, опасаясь нападения на родичей. А когда прибыли на место, перед глазами был сущий кошмар… ну ты и сам знаешь, что там произошло… – сын вождя промолчал несколько мгновений, а затем продолжил рассказ. – Они обнаружили берсерка в одной из лачуг. Он был весь в крови, в ранах, оторвана рука, выбит глаз, большой разрез от ключицы до паха – из которого вываливались внутренности. Воин сидел на коленях и сжимал тело мертворождённого младенца, приговаривая как одержимый: «мой мальчик, мой маленький мальчик». Из его оставшегося глаза текли кровавые слёзы. Отец избавил его от страданий: обезглавив свой секирой. Позже, после осмотра стана караван выяснил, что никто на них не нападал: у берсерка умерла жена при родах и родила мёртвое дитя. Сколько бы шаманы ни пытались вдохнуть жизнь в новорождённого, у них ничего не вышло. И тогда берсерк обезумил: ярость и боль утраты заполонили его разум. Дух иглошкурой гориллы поглотил его душу, и от разумного воина не осталось ничего. Берсерк жестоко вырезал весь свой клан… – Тамбор прикусил язык и начал смотреть в глубину моих глаз. Когда молчание затянулось, я всё же решил разогнать тишину, задав вопрос. – Брат… зачем ты мне это рассказал?