Через несколько минут в шатер начал забиваться народ, ожидающий зрелища. В первый раз в своей жизни я принимала участие в такого рода обмане! Актриса я была такая же, как танцорка, поэтому тряслась, как промерзшая дворняга, и даже изредка поскуливала.

– Не боись!
– подбодрил меня Юрчик.
– В первый раз всегда страшно.

В это время на сцене началось какое-то действие, а еще через несколько минут раздался звучный бас толстяка:

– Ну, кого излечить!

– Пора, - произнес Юрчик, перекрестясь и хватая меня на руки, - с богом и в дорогу не страшно!

Кряхтя и потея, в торбе и тулупчике весила даже я немало, а юродивый был худоват и слабоват, он внес меня в шатер.

– О, - завопил он, как резанный, - Маэстро! Вылечи мою сестру, мучается бедная!
– А мне шепнул, - Ну подыграй!

– Да, Маэстро, - надрывно крикнула я, - больше не могу, я ничего не вижу, ничего не слышу, - очень хотелось добавить "и никому ничего не скажу - язык вырван", но я вовремя сдержалась и продолжала, - и еще, еще у меня сломанная нога дергает, ночами не сплю...

Видимо, получилось слишком наигранно и театрально и народу не понравилось

– Где ж у нее нога сломана, - услышала я злое сопение, - вон как стоит, как березка молодая.

Быстро сориентировавшись, я оттолкнула Юрчика, упала на колени на пол и поползла, крича:

– Совсем ходить не могу, Маэстро, падаю, ноги не держат!

В тоненькую прорезь под бинтами, я видела ноги Маэстро и повернула к ним.

– Где ж она ничего не видит? Вон как ползет, как будто ей дорогу освещают!
– раздалось тоже шипение.

Я повернулась на девяносто градусов и поползла уже к середине сцены, забыв про ось, я ударилась об нее со всего размаху головой, раздался странный трубный звук. Меня откинуло на спину, а из перебинтованных глаз посыпались искры, сразу все звуки отдалились, а потом приблизились, и началась мигрень.

– А еще у меня голова болит, - сказала я уже вполне нормальным голосом, а потом уже плаксиво.
– Муж, мой, - тут я вспомнила, что Юрасик не муж мне, а брат, но народ, увлекшись, нестыковочки не заметил, направь мои стопы к Маэстро, - правильнее было бы сказать колени.

Юродивый подбежал, схватил меня на руки и поднял с огромным усилием, которое вытекло в довольно определенный звук из организма. Люди начали морщиться от запаха и отступать от нас на два шага назад. "Все же придется убегать", - предупредил меня на ухо Юрасик.

– О, несчастная, - пробасил толстяк, - велики твои мучения, но не бойся: я исцелю тебя.

После этого он положил свою лапу на мою голову и торжественно произнес:

– Увидь сей мир.

Я незамедлительно стянула грязную повязку с уже чешущихся глаз и заорала, подняв руки к небу:

– Я вижу! О, люди, я вижу!

И вновь услышала злобный голос:

– Быстро она чего-то прозрела.

Я испугалась и заорала сначала:

– Я вижу правым глазом! О чудо! Мой правый глаз прозрел!

– Ага, я понимаю двумя, а то одним, ерунда.

– Мой левый глаз тоже начинает видеть, - ответила я, водя головой, ища источник мерзкого голоса. Им оказалась сорокалетняя баба со щербатым ртом и волосами паклей.
– О, люди! Я все вижу! И тебя, мерзкая карга, мешающая мне выздоравливать!
– проорала я.
– Маэстро, вы маг, - я кинулась ему в ноги, - нет, волшебник, - я поняла, что сказала что-то не то, вернее кудесник!

Маэстро ласково погладил меня по голове:

– Иди, дочь моя.

– Как же она пойдет, - раздалось из толпы, - у нее же нога сломана.

Мы переглянулись с Маэстро, но он нашелся быстро:

– Нет, дочь моя, я сказал: иди, ты абсолютно здорова!

Я подскочила на ноги, наверное, излишне резво, потому как раздалось: "О, как молодая коза!"

И, опустив глаза, сказала:

– Век Вас не забуду!

Я облокотилась на руку Юрчика и, специально хромая, прошествовала к выходу.

– Ну, все бежим! А то бить сейчас будут!

– Что?
– не поняла я.

В это время из шатра донеслись крики: "Люди, кошелька нет!"

Перегоняя друг друга, мы с Юрчиком побежали. "Вон она, слепо-глухо-немая! Стой, мошенница!" - услышала я и припустила еще быстрее. Мысль быть пойманной обворованной, а потому разъяренной толпой придавала мне скорости и прыти, юродивый не отставал ни на метр. Уходили мы теми же переулками, которыми я два дня назад водила музыкантов. Сейчас я прекрасно поняла, что они чувствовали в тот момент. Мы были уже в трущобах, когда голоса совсем смолкли. Еле дыша, я остановилась. Юрчик схватился за бок и повалился на снег: