Директор включил какие-то аппараты, зазвонили несколько телефонов. Кого-то он просто выслушивал и одобрял, у кого-то спрашивал "почему?" и вызывал ещё кого-то, кто, по-видимому, что-то не сделал, а иногда совмещал трубки, что-то включал и, таким образом, сводил участников в общий разговор. Он был сосредоточен, краток, вежлив, без лишних слов. Нас он не видел.

Когда разговор закончился, оказалось, что прошло почти 15 минут. Нам показалось больше, так было напряжено внимание. После этого секретарь проводила нас к главному инженеру, мы пошли в цех, посмотрели и обсудили то, что нам было нужно. Завод оставил впечатление слаженно работающего коллектива, а таких директоров мы никогда и нигде не встречали.

Но ведь это был Ленинград! Как же не встретиться с Эрмитажем! Как не попасть в Мариинку, Ленком!

По Эрмитажу мы ходим несколько дней после работы до упаду, точнее до закрытия, потом доползаем "домой" и падаем. В Мариинском театре (тогда им. Кирова) нам удалось достать билеты на "Золушку", а в Ленкоме – на "Трёхгрошевую оперу".

В гостиницу простым командировочным попасть было невозможно. Мы отыскали каждый своих знакомых. Я свалилась, как снег на голову, к знакомым моей мамы по дому отдыха, с которыми она поддерживала отношения письмами.

Это были две пожилые женщины, сёстры, пережившие блокаду и потерявшие брата художника. Прошло почти 25 лет, а его комната оставалась в том виде, как была при нём. Комнаты проходные. Они жили в первой, а меня поместили в комнату брата.

Вообще-то вся квартира когда-то принадлежала их отцу, инженеру. После революции их, как "буржуев", уплотнили. Из 7 комнат сделали 14, а им оставили эти две, т.е. одну разделённую пополам. Так как в прежней комнате было три окна, то одно окно разделилось пополам. Об этой квартире и её жильцах можно рассказывать отдельно, но боюсь, это будет утомительно, т.к. много раз описано.

В комнате брата висят старинные гобелены, стоят изумительные фарфоровые статуэтки и мольберт с незаконченной картиной, накрытый покрывалом. Я попала в домашний музей. Здесь интересно, хотя как-то тяжко. Но я не могу пожаловаться на радушие и гостеприимство хозяек, и очень благодарна им за приют.

У сестёр есть интересная знакомая, бывшая фрейлина её императорского величества. В эти дни у неё – день именин, ей исполнилось 75 лет. Сёстры предложили пойти с ними, сказав, что представят меня этой даме, это будет вполне прилично и мне интересно. Мне действительно интересно, и я не разочаровалась в этом визите.

Дверь открыла высокая прямая женщина в коричневом костюме с серебряной вышивкой, очень старом, но аккуратном, с седой тщательно причёсанной головой, слегка откинутой назад. Ясные синие глаза внимательно и весело встречают нас. Меня представили, и она, конечно, говорит, что очень рада. Я почему-то почувствовала, что она действительно рада.

Мы входим в тёмную прихожую коммунальной квартиры и, не раздеваясь, проходим дальше, в её жилище. Комната также образована делением, так что на её долю пришлось пол-окна, хотя и большого. Бывшая фрейлина её императорского величества не могла допустить в своём доме совмещение спальни, гостиной, столовой и прихожей. Поэтому спальня отделена вместе с четвертью окна фанерной, заклеенной бежево-коричневыми обоями, перегородкой с занавесью вместо двери. Прихожая с крохотной раздевалкой отделились слева от двери тоже занавесью. Столовая и гостиная располагаются условно по длине комнаты. Справа от двери у стены стоит маленький столик, около него у стены – два стула. Над столиком висит полка со столовой посудой. Дальше, в углу, образованном правой стеной и второй четвертью окна, стоит маленькая кушетка, старинное кресло с кожаной высокой спинкой, торшер в виде подсвечника со свечами и книжная полка. Границей служит изящная ширма с китайским рисунком. Как мне сказали, эта ширма была из того немногого, что ей разрешили взять из её комнаты в царском дворце. Всё очень прибрано, изящно, удобно. В уголке "столовой", примыкая к "прихожей" стоит крохотная тумбочка с маленьким примусом, на котором она по мелочи может кое-что приготовить или разогреть. (У моих хозяек в их комнате также был отгорожен шкафом уголок с примусом: через длиннющий коридор коммунальная кухня на 14 хозяек с шипящим рядом газовых плит не располагала к тому, чтобы бегать туда разогреть суп или вскипятить чайник.)

Нас приглашают за столик, откуда-то приносятся ещё 2 стула. Из полки фрейлина извлекает весь запас тарелочек – 5, для нас четверых и для сыра. В небольшой салатнице – салат, в вазочке – печенье и мелкие пирожные. В фарфоровой посудине с крышкой (типа супницы на одну – две порции) горячее овощное рагу. К каждой из наших тарелок (тонкого фарфора с нежным серо-розовым цветочным орнаментом) справа дама положила фарфоровые плоские кружочки с рисунком сцен китайского быта. На моём лице быстро промелькнул вопрос, который я постаралась скрыть, но фрейлина поняла. Она объяснила предназначение очень деликатно:

– Эти подставки для хлеба мне подарила императрица при расставании. Она их очень любила. Вы видите, рисунок очень потёрт. А, впрочем, у меня есть и другие памятные предметы. Вот у меня есть наливка, вишнёвая, моя любимая. Мы сейчас немного выпьем. У меня как раз 4 стопочки, остальные разбились. Это тоже память об императрице.

С этими словами она достала сужающиеся книзу четырьмя гладкими хрустальными гранями стопочки, а внутренняя ёмкость образовывалась восьмигранным тюльпаном. В верхней части размер между гранями был примерно 30 мм, а раствор тюльпана – не более 20 мм. Сквозь толщу хрусталя изысканно поблёскивали и переливались радужками внутренние грани. Поистине царская красота! (Прошло много лет, а я и сейчас, как будто вижу их и восхищаюсь. Ни одно из виденных мной изделий из хрусталя не сопоставимо по красоте с этими простыми бытовыми стопочками для ликера). А когда в стопочки была налита наливка, они заискрились всеми цветами от светло-красного до тёмно-лилового.

Мы выпили за здоровье именинницы, слегка закусили. Потом попили чай из фарфоровых чашечек бежево-розового цвета с рисунком в виде камеи, таких же стареньких и потёртых. Нам не позволяют помочь с уборкой посуды, мы переходим в гостиную и немного беседуем о жизни. Фрейлина с юмором рассказывает мне (её приятельницы это давно знают), как она выезжала из дворца, точнее, уходила. Какой-то матросик, увидев её с узлом, посочувствовал ей, добыл откуда-то автомобиль, и она тогда решилась попросить его взять кресло и ширму. Матросик был очарован и готов был увезти полдворца. Она не решилась ехать на квартиру своего отца, генерала (и правильно сделала!) и отправилась к своей двоюродной тётке, занимавшей эту квартиру. Потом их уплотнили, оставив эту комнату.