Дверь в конце коридора отворилась, в сопровождении нескольких мужчин появились Алексей Николаевич и Павел. Женщина резко встала, прижав к груди испачканные в чужой крови руки, и сделал инстинктивный шаг назад. Охранники взяли ее под прицел пистолетов, Сикорский, игнорируя ее присутствие, нагнулся над лежащим на полу старшим братом, а Павел подошел вплотную, осторожно вытянув руки перед собой.

— Все хорошо, спокойно, все хорошо, — успокаивающе говорил бывший одноклассник.

— Паш, это не я, ты же не думаешь, что это я… — бормотала Катерина, в отчаянии пытаясь обхватить себя руками, но только еще больше пачкая свое тело чужой кровью.

— Конечно не ты, — Павел смотрел ей прямо в глаза, подходя ближе. Он сделал знак мужчинам, рассредоточившимся вокруг них, приказывая:

— Уберите оружие.

Катя умоляюще посмотрела на Павла и лишилась чувств.

Горячий глинтвейн согревал, окутывал пряным цитрусовым ароматом. Карина доверчиво прижалась, обнимая картонный стаканчик и подныривая под руку мужчины, заворачиваясь в нее, словно в шаль. Этим своим движением она напомнила ту, другую. Володя тряхнул головою — что-то в последнее время все чаще его мысли отвлекаются, их словно безудержным течением уносит не в ту сторону.

— Зайка, — слащаво обратилась к Владимиру Карина, чмокнув его в щеку. — Как же я обожаю глинтвейн, он у меня ассоциируется с домашним уютом и теплом, чем-то таким родным и надежным.

— У меня тоже, — ответил мужчина, проглатывая горечь. Глинтвейн обожала его жена, его вкус дарил воспоминание о том доме, где осталась дочь. Да что ж это такое! Если он сейчас же не возьмет себя в руки, то провалит все дело. Некогда отвлекаться и позволять себе лишние сантименты.

— Помнишь, мы были у Светы недавно? — вдруг спросила светловолосая девушка, делая глоток согревающего напитка, в ее голосе прозвучало оживление, присущее предвкушению скандального рассказа. — Так вот, там был брат ее жениха, Артем Сикорский. Он и его мать сейчас в Италии, в Риме. Они пострадали — сначала какая-то жуткая история со взорвавшимся газом, потом нападение в больнице. Нет-нет, не волнуйся, все живы, правда, Антонина Федоровна в тяжелом состоянии, но стабильном. Врачи дают позитивные прогнозы. Такая пожилая, а крепкая.

Но самое жуткое, Света говорит, во всем замешана их служанка, не помню, как ее имя, черненькая такая, Леся, не, не Леся, Ника, не, не Ника, ты ее видел, она приезжала вместе с Сикорскими. Украла какие-то документы — это Светка по секрету рассказала, сбежала, а сейчас ее схватили во время покушения на Артема. Вот кто бы мог подумать! С виду и не скажешь, что преступница.

Володя невидящими глазами смотрел перед собой. Мозг лихорадочно работал.

— Ника говоришь… Служанку, кажется, звали Лена. Хотя, возможно, ошибаюсь… — он чмокнул Карину в висок. — Ужас какой. Знаешь, бельчонок, нужно проведать Сикорских. Такая история нехорошая, может, им нужна поддержка. Заодно и Рим посмотрим — ты ведь хотела в Рим?

— Полностью поддерживаю, — счастливая Карина обняла своего мужчину, не заметив, какой тревогой и мрачной решимостью был наполнен его взгляд.

Скрип двери был подобен карканью вороны, старой со ржавым трескучим голосом. Комната куталась в облако пыли, искрящейся на свету, что лился из приоткрытого окна, скудно освещая старинную громоздкую мебель из красного дерева. Светлые стены молили о косметическом ремонте, грустя за вуалью сизой паутины. По центру помещения в кресле, более похожем на трон, сидела бледная девушка, напряженная, похожая на ледяную статую.

— Моя любимая девочка! — Светлана театрально хлопнула в ладоши и бросилась обнимать поднявшуюся ей на встречу Ксению. — Фу, как здесь грязно и пыльно! Почему ты не прикажешь слугам навести порядок? Апчхи! Ужас какой.

Светлана прикрыла нос рукой, сдерживая новый приступ чихания. Старая вилла, угнездившаяся на берегу Комо, не вызывала в ней ничего кроме брезгливости. Ее больше прельщала современность. Дух старины не ассоциировался ни с чем, кроме скуки, и желание снести старинное владение Сикорских с лица земли порой становилось невыносимым. Но братья оставались непривычно единогласны в своей любви к давно жаждущей модернизации постройке.

— Да ты поправилась, дорогая! Итальянская еда калорийная, нужно следить за питанием, а то станешь похожей на мою тетю Клавдию, — при объятиях нащупав слегка округлившийся живот Ксении, посоветовала Светлана. Она знала, как Сикорской порой тяжело было себя сдерживать при поглощении гастрономических изысков и как потом доводилось пахать в спортзале, чтобы вернуть прежнюю форму. Но совет был дан скорее, чтобы уколоть, чем проявить заботу.

Светлана Прокофьевна принадлежала к тому сорту женщин, которые любили выглядеть привлекательнее за счет окружения себя менее эффектными женщинами, и, если кто-то некрасиво худел или набирал вес, или же неудачно стригся, ее искренней радости не было предела. Свое злорадство она привыкла маскировать заботой, подчеркивая данными прилюдно советами недостатки других и оттеняя свою искусственно взлелеянную в салонах красоты привлекательность.

— Привет, колбаска, — дурашливо поздоровался с сестрой вошедший следом за невестой Алексей. — Света права, ты здесь уже неделю торчишь, могла бы приказать прибраться — пылища везде.

— Я не могу трогать ничего в этой комнате… — прошептала Ксения и горько улыбнулась. — Павел? Ты тоже здесь?

Краска слегка оживила бледные щеки девушки, глаза лихорадочно заблестели. Она инстинктивно прижала руки к животу и тут же отдернула, не желая привлекать внимание к своей начинающей округляться фигуре.