— Ты помнишь, что я говорила вчера? — лихорадочно придумывая, как уйти от вопроса, задала глупый вопрос.

Егор тихо засмеялся у меня за спиной. Отступил на шаг, разворачивая к себе лицом.

Судя по искрящемуся блеску в его глазах, он все помнил. Очень хорошо помнил!

И сейчас с нездоровым любопытством ждал ответа.

— Представляешь? — Егор произнес это таким вкрадчивым тоном, что на мгновение мне показалось: он знает, о чем речь. И что именно я вчера хотела предъявить ему. — Каждую деталь вчерашнего вечера. И каждое твое слово. Хотя пил именно для того, чтобы забыться.

— Зачем?

Он снова тихо засмеялся, но теперь уже с ноткой горечи. Прошелся ладонью по влажным волосам, ероша идеальную укладку, и взглянул на меня исподлобья.

— А как ты думаешь?

Глаза в глаза. Затягивая своим бездонным небесно-голубым омутом.

Как в топь.

В болото.

Без надежды выбраться.

— Я… не знаю.

— Вот и я не знаю. Представляешь? Пытаюсь, размышляю, ищу ответ, но не понимаю, что в тебе такого особенного, чего нет в других?

Я застыла, не веря своим ушам. Что он сейчас мне хотел сказать?

Отвернулась, только бы не встречаться с ним взглядом, не смотреть, не искушать саму себя, рассматривая узор на полу.

И вздрогнула от того, с какой силой огромный кулак обрушился на столешницу рядом со мной.

— Я всегда руководствовался разумом. Трезвым расчетом. Я знал, какая мне нужна женщина, что я от нее хочу, как, сколько и когда. У меня не было спонтанных связей. Почти. Я слишком рациональный для этого, — продолжил он спокойным до нервной дрожи в коленях голосом. — Так было до твоего появления в моей жизни. Это как точка отчета. Когда все перевернулось с ног на голову. После которой я перестал понимать себя. И свои желания.

— Егор, зачем ты… — выдохнула я.

Еще до конца не понимая, что именно хочу сказать.

Мысли путались в голове. Слова застывали на кончике языка.

— Знаешь, я иногда завидую тебе, — перебил он тут же. — Вот так в один момент взять и забыть все, что было в прошлом. Как отрезать. И начать жизнь с чистого листа. Удобно ведь, правда?

— Нет! — призналась честно.

Стрелецкий резко двинулся в мою сторону, снова оказываясь катастрофически близко. Обдавая свежестью и ароматом геля для душа. Заставляя вжаться

поясницей в мойку, вцепиться со всей силы пальцами в ее края и затаить дыхание в ожидании его следующего шага.

Протянул руку, коснувшись моих губ. Очертил линию, слегка надавливая так, чтобы я приоткрыла рот.

По телу разлилось сладкое тепло, стремительно превращаясь в раскаленную лаву, огибая каждый сантиметр тела и сосредотачиваясь внизу живота.

В груди стянуло от нехватки дыхания.

В ушах зашумело.

— Я чувствую себя предателем, — едва слышно произнес Егор, не отрывая взгляда от моих губ. — Последней мразью. Тварью, предавшей самое дорогое. Родную кровь. А знаешь, что самое страшное? Мне плевать…

Я не успела что-то ответить на это. Встретилась с ним взглядом и… потерялась. Заблудилась где-то в небесной синеве, что манила к себе сладким раем, невысказанными признаниями, зовом души.

Егор обхватил руками мое лицо, прислонившись лбом ко лбу. Тяжело дыша, словно борясь сам с собой. А после с жадностью накинулся на мой рот, обжигая дыханием, раскрывая губы, сминая натиском любые сомнения и запреты.

Руки сами взметнулись ему за шею.

Притягивая к себе.

Жадно вдыхая любимый запах.

Растворяясь в поцелуе без остатка.

Вспышки осязания где-то на грани фиксировали, как вдруг стала мешать ставшая лишней одежда.

Как оставались влажные линии от языка.

Как густел аромат желания.

Я пила его большими глотками, боясь, что открою глаза — и чудо исчезнет.

Растворится.

Что прямо сейчас зазвонит будильник и я проснусь.

Что эти минуты окажутся просто плодом моего воображения.

Я снова вернусь в жестокую реальность, где Егор — мой палач, а между нами огромная бездна.

Что нет и никогда не было страстного шепота, заевшей молнии на моем сарафане, горячих рук на обнаженном теле.

Его язык не ласкает мою потяжелевшую от острого возбуждения грудь.

Он не зацеловывает меня так, будто мое тело больше не принадлежит мне, и я не плавлюсь в его руках, забывая обо всем.

Не прогибается под тяжестью наших тел софа, неизвестно откуда взявшаяся на пути.

И я не чувствую всего этого взаимного до исступления безумия. Одержимости друг другом, от которой просто рвет крышу.