Дежурили мы возле дверей ровно четыре часа. Свекровь давно уже подпрыгивала на месте от холода, жалела меня, так как я вообще была в осенних сапогах, а мороз был градусов тридцать. Но я холода практически не чувствовала, ноги у меня нисколько не замерзли, потому что с момента ареста мужа ледяной холод был у меня внутри, вот от него я просто изнемогала, уже который день, а на внешние физические раздражители практически не реагировала.

Наконец, привезли задержанных. Прежде, чем вывести их из машины, охранники с автоматами отогнали нас метров на пять от двери, чтобы мы, не дай Бог, не напали на них, здоровенных вооруженных мужиков, и не отбили арестованных. Кто нас знает! После этого разгона дверца машины открылась, раздалась какая-то команда, и из машины несколько человек быстро проскочили в здание. Пашку я успела увидеть только мельком, буквально на три секунды, после чего он тоже скрылся за дверью. Дверь здания тут же захлопнулась перед нашим носом. Вот и все. От обиды и разочарования меня затрясло. Я умирала без мужа, не могла дышать без него. А его со мной не было.

Через два дня после ареста мужа рано утром ко мне приехал Мишка. Сообщил, что сегодня Пашку повезут на санкцию к прокурору, и если я хочу увидеть мужа или передать ему хотя бы записку, нам стоит тоже туда поехать. Естественно, я хотела!

– Тогда нам надо побыстрее туда отправиться, – сказал он. – Сегодня будут хоронить шахтеров, и похороны будут двигаться как раз из нашего района в ваш. Дороги все будут забиты, ведь только покойников сто пятьдесят человек! И у каждого из них есть родственники, это же просто громадная толпа получится. Даже не представляю, как мы доберемся.

Мишка как в воду глядел. Движения в их район не было вообще никакого, убрали весь транспорт. И мы с ним пошли пешком. Меня не остановил ни сорокаградусный мороз (с каждым днем почему-то становилось все холоднее), ни то, что пешком предстояло пройти более двадцати километров. Я боялась только одного – не успеть дойти к назначенному времени.

Из прокуратуры я вышла снова вся в слезах: мужа «закрыли» до суда. Ноги просто подкашивались, я не знала, как дожить до суда. Да и что – суд? Ну, посадят Пашку лет на пять, легче мне будет? Однако родня мужа заверяла меня, что вполне могут дать условный срок, надо только найти адвоката. Адвокат, – это, конечно, замечательно. Но хороший адвокат и деньги берет хорошие, а где мы их возьмем? У свекрови сроду лишней копейки не водилось, а я теперь и сама нищая. Муж деньги давно не приносил, я сама и не работала, и не училась, Пашка ведь об этом и слышать не хотел. Ну, и где, спрашивается, брать деньги?

Три месяца я жила, как в тумане. Мне действительно, даже физически, было очень плохо без мужа. Я умирала оттого, что его нет рядом, вся высохла, почернела. Черным было все внутри меня, и вокруг все было черным. Тоска, тоска, бесконечная тоска…

Переделав домашние дела, часов в пять вечера я с сыном отправлялась гулять во двор. На улице, как и у меня внутри, тоже было стыло и холодно. Как раз в это время люди возвращались с работы домой, я смотрела на них, с глупой надеждой выглядывая в каждом проходящем мужчине Пашку, хотя прекрасно понимала, что он никак не может появиться СЕГОДНЯ в нашем дворе. Не придет. Но я все равно ждала, ждала, ждала… Иногда мне хотелось, чтобы пришел хоть кто-нибудь. Потом вдруг вспоминала, что скоро появятся с работы родители, и вздыхала с облегчением. Это замечательно, что есть кто-то, кого можно ждать. Было бы совсем невыносимо, если бы мы с сыном были только вдвоем, одни в целом мире. А так – придут родители, начнется в доме жизнь, на кухне загорится свет, зашумит чайник, они меня о чем-нибудь спросят, я отвечу, и этот призрачный разговор ни о чем хотя бы на мгновение заслонит бесконечную тоску… Как же плохо тем людям, кому некого, вот совсем некого и неоткуда ждать! Это, должно быть, ужасно! Страшно быть одиноким.

Хуже всего было по ночам. Днем хоть как-то отвлекал ребенок, вечером приходили с работы родители, а ночью подступала бессонница. Почти до утра я ревела и перечитывала письма мужа. Письма были ласковые, но с кучей всевозможных ошибок, и иногда это смешило и немного снимало уже приевшуюся горечь.

Многие знакомые советовали развестись с мужем, пока не поздно. Срок, мол, все равно дадут немалый, вряд ли я стану дожидаться несколько лет. А сейчас и сын еще маленький, легче привыкнет к новому папе, и я сама пока еще молодая, чего же ждать? Зачем мне рецидивист-уголовник? Но отказаться от Пашки я не могла. Да, уголовник, да, гулял, попивал, изменял. Но это беспутное создание – мое, родное, почти такое же близкое, как сын. Я уже настолько срослась с ним, что не мыслила отдельной от него жизни, именно поэтому мне было так тяжело. Казалось, что чья-то огромная черная ладонь зажала мне рот и нос, перекрыв доступ кислорода и навсегда погасив свет солнца.

Ребенку тоже приходилось несладко. Я часто бывала злой и раздраженной, а он, как назло, подворачивался под руку. И по отцу он очень сильно скучал. Как-то я занялась уборкой в нашей комнате, и Димка кинулся мне помогать, хотя обычно не заставишь убрать даже игрушки за собой. Я поинтересовалась, почему он мне решил помочь. Ответ сына меня просто убил.

– Вот, папа придет, увидит, как у нас чисто, и никогда больше не уйдет от нас. Ему ведь не нравилось, когда я игрушки раскидывал… – В этом месте голосок у него задрожал, но он сдержался, не заплакал. – Ты скажи папе, что я больше не буду наводить бардак, пусть только он не уходит.

Я не выдержала, выронила тряпку, схватила ребенка на руки, прижала к себе и разревелась. Как же мне его жалко! Мне тяжело, а каково ему, трехлетнему малышу? В этот момент к моей любви прибавилась еще и жгучая ненависть к мужу. Как он мог так с нами поступить?! Особенно, с сыном! Если у тебя маленький ребенок, ты не имеешь права влипать в подобные неприятности! Это хуже, чем просто бросить, самое настоящее предательство! Если бы он меня бросил, ушел к другой женщине, все равно ведь к сыну бы приходил. А так – его просто нет. А мы должны жить, как можем. Ненавижу! Ненавижу, за то, что о нас не подумал, за то, что мне плохо, и больше всего за то, что плохо моему ребенку!

После новогодних праздников назначили, наконец, дату суда. Со страхом и надеждой, вместе со свекровью мы отправились на суд. Но волновалась я зря, суд в этот день не состоялся. Наша адвокатесса сломала мизинец, поэтому не могла присутствовать на слушании дела. Мне это казалось странным, она же не мизинцем будет защищать мужа, а язык она, вроде бы, не ломала. Но, как бы там ни было, разочарованные, мы вернулись домой.

Сына я оставила у свекрови дома со старшим братом мужа. Брат помогал мне, чем мог, особенно управиться с ребенком. У него оказался настоящий педагогический дар! Он, как никто, умел, не повышая голоса (в отличие от меня!), заставить Димку делать все необходимое. Руки мыть после прогулки, с дядей Мишей – пожалуйста! Пообедать, лечь спать вовремя, если рядом дядя Миша – без проблем! Мне иногда даже завидно становилось: посторонний человек куда легче, чем я сама, находит общий язык с моим сыном. Но в то же время я, конечно, и радовалась их общению. Сын в это время казался совершенно счастливым и, хоть и ненадолго, забывал, что папы нет рядом. Что бы я делала без Мишки, не знаю. Он и кормил Димку (а это всегда было тяжким занятием, сын очень часто отказывался от еды), и купал его, и гулял с ним, и укладывал спать.