Еще один мысленный эксперимент. Урок литературы где-то в глубинке. Учительница, разбирая очередное изложение, замечает ученику: «Так не принято говорить, это некультурно». Ученик: «А вот дядя Вова говорит…»…«Твой дядя Вова невоспитанный человек». Что ждет эту поборницу культуры? Что ей скажет завуч школы? Отправит в срочном порядке на заслуженный отдых?

• Увлечь за собой можно заинтересовав, что-то предложив, а если ничего нет в наличии, то пообещав. А если не поверят? Значит, следует убедить. Но как? На вербальных дальтоников хорошо действует прием умножения на минус единицу: если сейчас так, то потом наоборот. В развернутой форме этот прием имеет вид: сейчас они временно, зато потом мы постоянно.

• Трудное это дело – медленное чтение. Так и тянет читать быстро, ведь чем быстрее читаешь, тем меньше тратится усилий на осмысление, соответственно, тем меньше соответствующий пониманию отклик, меньше укоров, ведь работа понимания непосредственно связана с совестью, а она, ненасытная, требует невозможного – возможно большей ясности, возможно более полного понимания и непосредственного реагирования. Она как ребенок, читает по буквам и слогам, чуть что – задает вопросы, все понимает в прямом смысле и на полном серьезе. «Папа, пони – он что, все понимает?»

• Однажды мы поздно вышли из школы, кажется, это было в четвертом классе. После снегопада стояла звездная ночь; казалось, мы шли по алмазному одеялу снежинок; я не удержался и что-то такое ляпнул по этому поводу («как красиво»); никто ничего не сказал, только девочка, шедшая впереди и чуть сбоку, слегка повернула в мою сторону голову и я заметил на ее лице в лунном свете злорадную ухмылку – Ага, вот ты, значит какой. Потому что был в то время у нас набор моделей поведения, задаваемый литературой соцреализма, безошибочные приметы позволяли на слух выявлять чужеродные элементы. Свой добавил бы одно-два словечка, а ты паря шифруешься. И классовый враг разоблачен.

• Главное – уметь отводить от себя беду, иными словами, заботиться о Провидении. Сваливаются на нашу голову разные напасти наподобие того, как это происходит в тетрисе; необходимо вовремя реагировать, успевать распознавать их еще до того как они треснут по макушке, вертеть туда-сюда и укладывать комплементарным образом. Тогда, заполнив без просветов очередной ряд, можно подняться на ступеньку выше. Но для этого надо не путать одно с другим. Что же касается заботы о Провидении, то она состоит в том, чтобы в копилке возможностей был критический минимум вариантов на случай непредвиденных обстоятельств.

• И снова в памяти всплывает чеховская максима – «прав тот, кто искренен». Она не так проста, как кажется. В этом утверждении – в левой его части – просматривается формула судебного постановления, в то же время оно напоминает уравнение с одним неизвестным. Если говорить о юридическом аспекте, то выражение «прав тот» выглядит как вердикт с вакансией под конкретное лицо – имярека; и соответственно подразумевается классический случай тяжбы: истец / ответчик. Вердикту судьи поставлена в соответствие формула правоты с «переменной» искренность. Необходимо, следовательно, отыскать то значение «переменной», которое обращает уравнение в тождество. Поскольку вердикт относится к имяреку, понятие искренности также должно основываться на прямом смысле; – в достаточно широком диапазоне признаков искренности следует выделить свойство инвариантности, единственности. Логично потребовать, чтобы искренность в данном контексте понималась как отсутствие переименования, отсутствие перекрещивания. Иными словами, прав тот, кто называет все своими именами, это, в свою очередь, позволяет отыскивать смысл. Искренен тот, кто не упирает на наглядность, не переходит черты; искренность – это отсутствие претензии на искренность. Быть, а не казаться, как говорили римляне.

Кто, прежде всего, покушается на имярека? Очевидно, на прямой смысл в первую очередь претендует переносный. А кто основной переносчик? Прилагательное. Какое прилагательное чаще всего прилагается? Прилагательное «новое», им обычно перекрещивают. Прецедент известен.

Переименование (перекрещивание) – вот основная причина бывших, настоящих и будущих катастроф.

• Но все это статика. Для перехода к движению следовало бы дополнить чеховскую максиму соответствующей пропозицией, содержащей динамическую переменную.

Сказать: я был неправ, значит стать правым. На время. (Это я себе). Теперь имеется аналог системы двух уравнений и «переменная» искренность, говоря языком математики, является функцией времени. Таким образом, речь идет о динамическом процессе – состояние неустойчивого равновесия требует постоянной работы вестибуляции. В случае физического процесса сохранение неустойчивого равновесия обеспечивается за счет того, что аппарат вестибуляции координирует положение центра тяжести тела по отношению к центру тяжести Земли. Семантический аналог аппарата вестибуляции также должен координировать «центр тяжести» имярека с центром абсолютной системы Логоса. Ясно, что «центр тяжести» имярека – это само его имя. Также очевидно, что опосредующая инстанция в процессе рефлексии – совесть, сводя разрозненное воедино, называет его своим именем, совесть все называет своими именами. А последовательность имен образует систему абсолютного отсчета Логоса; здесь аналогом земного центра тяжести является Имя, того, кто дал Начало.

• С помощью литературных имен похищают детей, отторгая их от родословия пращуров; вроде прерывания беременности, практикуемого задним числом. О чем говорит красивое литературное имя? Анжела, Илона, Виолетта и т. п. У родителей, обычно матери, по причине разлада с жизнью с детства развилась мечтательность, единственным ее утешением была беллетристика, откуда и заимствуются эти слащавые имена. Надуманные представления о жизни – результат отсутствия семейного опыта, пичкали сказками, укачивали, закармливали, чуть что, затыкали рот пустышкой, короче – злоупотребляли всем похожим.