И нечего спрашивать, отчего они медлят с приватизацией. Идиоты! Все уже давно приватизировано, оттого они и медлят. Они нас еще коммерции будут учить! У самих голова имеется. Вон немцы по камушку свою стену продают. У нас тоже стен хватает. Одной кремлевской всю страну накормить можно. Кончится стена, продадим на Запад всех более или менее красивых женщин, тем более нам они пока ни к чему, а людям радость. И в космос будем отправлять только за деньги. Кто хочет с возвращением, брать в два раза дороже.

Только извините, ребята, вы и с капитализмом гребаным можете опять в просак попасть. Ведь в Октябрьской революции буржуи не меньше виноваты, чем увлекающиеся разными идеями массы. Кто их просил так эксплуатировать людей? Меру же знать надо. И к "Яру" с цыганами нечего было на тройках через весь город мчаться, когда на улице нищих полно. Сделал миллион, не останавливайся – пропить всегда успеешь – сделай два. Снова вложи в дело. Создай рабочие места, отдай в казну, на благотворительность, на природу, подмети улицы. Вот тогда можно и к "Яру" с цыганами. А то смотрите, до семнадцатого года опять недалеко.

– Хватит нести околесицу, – прервал речь оратора Самолетов, – Девушка должна мне денег. Вы должны ей, так что теперь считайте, что ее долг переходит на вас. Возражения есть?

– Нет, возражений нет. Вот ведь парадокс: велика Россия, а отступать, как всегда, некуда.

– Повторяю, папаша, – Никита как мог изображал угрозу в голосе, – гоните деньги, и разойдемся по хорошему.

Кажется, он безбожно переигрывал, но его увещевания вдруг возымели действие.

– Ладно, ладно, – поднял вверх руки алкоголик, – я же не против, но у меня нет. Мне надо занять у Капитоныча, а Капитоныч спит.

– Так разбудите его, – не чувствуя подвоха, потребовал Никита.

– Без проблем, как любит говорить сейчас молодежь, – ехидно усмехнулся хозяин квартиры, – Прошу…

Он сделал приглашающий жест вглубь темного коридора. Молодые люди, переглянувшись, последовали за ним. В конце он толкнул дверь, и та со скрипом распахнулась. Посреди комнаты, загаженной пустой посудой и окурками, Никита заметил лежащего на смятом и грязном ситце кровати огромного мужика. Он спал, лежа на животе. Из уголка его приоткрытого рта на подушку стекала слюна, образуя на ней большое темное пятно.

– Во, Капитоныч, к тебе бандиты пришли, – бодро объявил Виктор. – Денег требуют.

Мужик мгновенно приподнял голову над подушкой, приоткрыл слипшиеся глаза и осипшим голосом произнес:

– Бандиты, какие бандиты?

– Какие обычно бывают. Рэкет, ити их. Денег, что ты мне за постой задолжал, требуют.

Виктор воспользовался тем же приемом, что и Никита. Он ловко перевел «стрелки» с одного должника на другого.

– Сейчас, – Капитоныч, не вставая с постели, дотянулся до рассохшегося венского стула, на котором висел милицейский китель, и пошарил в кармане. – Сейчас, все будет.

Но вместо денег он выхватив из кармана пистолет Макарова и наставил дуло на Никиту.

– Стоять, сука! Ща мы устроим разбор полетов. Витек, вызывай опергруппу.

– Капитоныч, ты с ума сошел, я же пошутил, – опешил отчим, – брось ствол.

– Всех бандитов надо мочить, – пьяно мотнул головой постоялец, после чего сфокусировался на Глории и добавил, – и евреев тоже.

– Евреев-то за что? – спросил Никита, нащупывая на стенке, чем бы запустить в пьяного милиционера.

– Что б знали, – резюмировал Капитоныч.

В следующую секунду, Самолетов метнул в него грузную рубаху, которую он снял с вбитого в стену гвоздя. Она точно накрыла голову вооруженного жильца, после чего раздался оглушительный хлопок.

Все присели. В нос ударил едкий запах пороха. Никита молниеносно захлопнул дверь. После этого раздалось еще пять выстрелов, и одновременно на стенке появились белые дырочки, из которых ударили лучи солнца.

Никита бросился на пол, увлекая за собою ничего не понимающую Глорию. Когда выстрелы стихли, за стенкой послышался мат и холостые щелчки пистолета.

– Ты жива? – крикнул Никита и поднял Глорию с пола.

Она, похоже, не пострадала, но была страшно напугана. Схватив девушку за руку, Никита увлек ее к двери. Виктор пошатываясь отлепился от стены, и бросился за ними, видимо, сам не ожидая такой реакции от своего постояльца.

– Дочка, прости, я не хотел! – кричал он вдогонку убегающим без оглядки молодым людям.

Выбежав за ними из квартиры, он тут же споткнулся о подставленную кем-то ногу и кубарем покатился по лестнице вниз к парадной двери. Возле выхода на улицу его нагнали и подхватили под руки два крепких молодчика и выволокли во двор. Там они остановились перед Линкольном, рядом с которым стоял Эдуард и симпатичный небритый парен с колючим пронимающим до глубины взглядом. За их спинами Никита прижимал к себе дрожащую Глорию.