– Что же они взялись переводить?

– Юрия Козлова, Александра Терехова… – литературу, которая говорит и болеет за Россию.

– Но сейчас из Польши до нас чаще доносятся голоса вроде заявления актёра Даниэля Ольбрыхского, который сказал, что с сегодняшней Россией, «захватившей Крым», дел иметь не хочет.

– Наши отношения с польской интеллигенцией развиваются в парадигме «Пушкин – Мицкевич». Человеческая дружба – это одно, а всё равно «Россия – монстр», «хищный двуглавый орёл»… Этот стереотип никуда не делся. Если почитать, как поляки интерпретируют войны ХХ века, вас поразит, насколько прочно они забыли, что сами собирались нападать на Советский Союз при поддержке Германии. Что активно поучаствовали в разделе Чехословакии. Что уморили 60 тысяч наших красноармейцев, которые попали в плен во время «чуда на Висле». Вот о Катыни, где расстреляны польские военные, они прекрасно помнят… Польша страдает чудовищным историческим эгоизмом, даже солипсизмом. Ольбрыхский обиделся на Россию? Я тоже обиделся на Польшу, которая согласилась разместить у себя натовские ракеты. Отчего-то все обижаются на нас, и никому не приходит в голову, что мы тоже можем обидеться. Мы, которые, в конце концов, спасли польский народ от уничтожения немцами. Пушкин же сказал: «Оставьте: это спор славян между собою… И ненавидите вы нас… За что ж?.. За то ль, что в бездну повалили мы тяготеющий над царствами кумир и нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир?» К польским историческим обидам надо относиться совершенно спокойно. Их даже можно понять. Например, Львов и Вильнюс веками были польскими городами. Кстати, если они к ним вернутся, я за поляков только порадуюсь. Однако по отношению к нам у них всегда будет ревность, воспоминание о великой Речи Посполитой, чей принц садился на русский престол. Не нужно играть в бескорыстную дружбу народов. Но поскольку российская культура – это величайшая европейская культура, и польская культура – тоже великая европейская культура, они обречены на диалог и взаимовлияние. Так было и будет.

– Мы говорим о сложном отношении иностранцев к нам, но куда поразительнее другое: вот накануне 9 мая «Эхо Москвы» проводит опрос – нужно ли каждый год проводить парад Победы, и только 20 % высказываются за.

– Аудитория «Эха Москвы» специфическая: её 20 лет воспитывали на идеях антипатриотизма, на скептическом отношении к нашей истории и государственности. Особо отмечу «заслуги» передачи «Цена Победы», которая очень тонко, устами весьма неглупых людей внедряет в сознание мысль, что Победа таких жертв не стоила: сколько-де челюстей можно было бы вставить бесплатно ветеранам на «парадные» деньги… Мне всегда хочется ответить: дорогие друзья, а как быть с евреями, уже две с половиной тысячи лет празднующими ежегодно по всему миру победу над визирем Аманом, который подбивал своего суверена, персидского царя Артаксеркса, покарать еврейское племя? В результате они его политически переиграли, Амана казнили, и с тех пор евреи 2500 лет на праздник Пурим едят булочки в виде ушей Амана… Так скажите им: не надо есть «уши Амана» – на них уходит столько муки, сахара, ванили… Лучше накормить голодающую Африку! Я не еврей и «ушей Амана» никогда не ел, но был бы евреем – ел бы обязательно: это же праздник в память о спасении народа. Но ведь и наша Победа – это спасение народов! Вспомните, сравните – сколько мирного населения уничтожено у немцев и у нас. Там – около миллиона, и то в основном под англо-американскими бомбёжками, а в СССР – 20 миллионов. Почему же я должен экономить на празднике спасения МОЕГО народа?

– Мы в России сейчас, может быть, слишком зациклены на украинской беде, нам кажется – мир сошёл с ума и вошёл в такой клинч, из которого непонятно как выйдет.

– Я считаю, что ситуация совершенно понятная. Это примерно как в семье, где почему-то один из членов привычно уступает всем место, отдаёт заработанные деньги, смущённо улыбается, когда кто-то забирает с его тарелки еду… Вот так себя вела Россия последние 20 лет в результате предательства элит – сначала Горбачёва, потом Ельцина… И вдруг этот человек, придя вечером домой, говорит: всё, хватит – зарплату оставляю себе, и на место моё больше не садитесь… Все возмущаются: ты сошёл с ума, мы сейчас вызовем санитаров, смирительную рубашку на тебя наденем, санкции применим… А он стоит на своём. И через несколько дней они успокоятся: он же в принципе ничего такого не требует – только уважения как к равноправному члену семьи… Вот и Россия после 20 лет самоунижения вдруг сказала: нет, я такая же, как вы, ребята, вот моё место за столом, моя еда и моя зарплата… Пошумят, поистерят – и смирятся. Только больше уважать будут.

– Что пишете сейчас?

– Заканчиваю повесть или роман, очень острый, где события происходят в двух временных плоскостях – сегодня и в перестройку, в мае 1988 года. Герой – журналист, который в своё время боролся за свободу слова, сокрушал «империю лжи», а теперь работает главным редактором газеты, которая принадлежит олигарху, сбежавшему за границу. Показываю весь перестроечный генезис, как это было, как красивыми словами разрушалась страна… В романе, понятно, отражён и мой личный опыт. Но не только. Вещь, думаю, очень многих разозлит – они там узнают себя.

– Юрий Михайлович, в конце прошлого года в Москве с участием главы государства проходило Всероссийское литературное собрание – мероприятие, которому трудно найти аналоги, во всяком случае в новой и новейшей истории страны. Его организаторы попытались свести вместе всех, кто профессионально так или иначе причастен к печатному слову, независимо от политических убеждений и эстетических пристрастий. Но многие наши коллеги по СМИ ничего лучшего не нашли в освещении этого форума, как либо вовсе молчать о нём, либо едко поиронизировать над самой идеей его и выбранной формой проведения. Язвительные стрелы, например, были выпущены в адрес президиума – потомков классиков русских литературы…

– Это была серьёзная акция, которая давно назрела, – если не перезрела. Почему? Союзы писателей, которые до перестройки, если отбросить в сторону идеологическую функцию, не только координировали текущий литературный процесс, но и были, по сути, писательскими профсоюзами. Первое они делали успешно, второе ещё успешнее. Если иметь в виду свободу творчества, то ей Союз писателей в целом не препятствовал. Мне, молодому поэту, никто не указывал, какие стихи писать. Писал, как сердце стучало. Да, больше ценились традиционные формы, новаторов, особенно неадекватных, побаивались. И что? После 91-го, наоборот, власть возлюбила новаторов, и чем дурней, тем лучше. Правда, писательское начальство оговаривало важное условие: не бузите, коллеги, против советской власти. А сейчас разве не так? Недавно исполнитель Андрей Макаревич, специализирующийся теперь на алкогольной теме, посокрушался, что Крым вернулся в Россию, и сразу исчез из телевизора, как жирное пятно под волшебным воздействием «Ферри». Вот вам и свобода слова.

Советские писатели, неважно – либералы или, скажем, почвенники – вполне могли творчески себя реализовать, если б не пили, как сапожники. Да и те, что пили, всё равно успевали – Рубцов или Светлов. К слову, в той же Московской писательской организации, в которой я состоял, либералов было немало, в том числе и в парткоме. Кстати, именно СП СССР бомбил письмами военную цензуру, чтобы пропустили в печать мои «Сто дней до приказа». Даже знаменитый «Метрополь», как теперь выясняется, оказался плодом если не любви, то согласия. Органам была нужна маленькая буза, чтобы подтянуть идеологические гайки, а Василию Аксёнову очень хотелось в Америку…

В годы перестройки Союз писателей раскололся. Началось с объединения «Апрель», которое возглавил автор романов о рабочем классе Приставкин, а потом пошло-поехало. В «Козлёнке в молоке» я это всё описал, отсылаю к первоисточнику. В итоге, имущество, которым ранее владел Литфонд, выполнявший роль хозяйственного управления при писателях, оказалось фактически в личном пользовании подсуетившихся прохиндеев, этаких профессиональных охотников на «маржу». Союз писателей сразу лишился практически всей своей материальной базы. А литература, хоть она и витает в духовных сферах, должна стоять на прочном основании. Его-то и увели крепкие хозяйственники, вроде Ивана Переверзина, которому «ЛГ» за время моего редакторства посвятила больше статей, чем основателю нашей газеты – А. С. Пушкину.