На улице, прямо у дома, стоит чёрный автомобиль. Возле него — два охранника в чёрных костюмах. Они о чем-то разговаривают между собой, один из них — глубоко затягиваясь, курит, но я нагло вторгаюсь в их пространство и прерываю разговор.

— Мне нужно, чтобы вы отвезли меня к Руслану Тимуровичу, — произношу подрагивающим голосом, накидывая на себя джинсовую куртку.

На улице сегодня прохладно и мрачно. Самая нелюбимая мною погода.

— Извините, Ева Валентиновна, нам строго-настрого запретили выпускать Вас из дому, — произносит один из охранников, делая глубокую затяжку и щелчком пальцев отправляя окурок в урну.

У меня перехватывает дыхание и начинает пощипывать в носу. Если они не отвезут меня — боюсь, что я прямо у них на глазах расплачусь.

— Кто запретил? Кто? — почти кричу на них. — Неужели так сложно выполнить то, что я прошу? Просто сесть в машину, завести чёртов двигатель и отвезти меня к Куратову?

Наверное, со стороны я выгляжу жалко. Наверное, слишком истерично и смешно. Один из охранников — бритоголовый крупный мужчина с широкой челюстью подходит ко мне ближе, мягко берет меня под руку и ведёт назад в дом.

Я сопротивляюсь, кричу на него и ругаюсь. Прошу его честно ответить, что в конце концов происходит, но охранник отводит меня на кухню, усаживает за стул и просит помощницу по дому заварить для меня крепкий кофе.

— Мне нельзя крепкий кофе, — отрицательно мотаю головой, только сейчас вспомнив, что волноваться мне нельзя, как и пить крепкие кофейные напитки.

Я беременна от Куратова. Я его жена. И я должна беречь нашего с ним ребёнка, чтобы сейчас не происходило.

Внезапно мне становится страшно, что Руслан может не узнать о моём положении. Вдруг с ним случится непоправимое? Вдруг я больше не увижу его? Не скажу, что на самом деле он дорог мне и я… чёрт, я не хотела навредить ему. Не сейчас. Вся моя ненависть к нему осталась в далёком прошлом. Все мои искренние чувства прямо сейчас: до слёз и острого жжения в области сердца, только лишь потому, что я к нему неравнодушна.

— Что будете пить? — спрашивает Алина голосом робота.

— Сок. Апельсиновый сок.

Она кивает и приступает к приготовлению. Включает соковыжималку, опускает туда несколько очищенных апельсинов, половинку грейпфрута и выливает полученную жидкость в прозрачный стакан.

Я делаю мелкие глотки и понемногу прихожу в себя. К сожалению, я не могу изменить ситуацию. Увы, не могу повернуть время вспять, но могу делать то, что Куратов просит — сидеть дома и его ждать.

Ближе к вечеру, устав дёргаться от каждого постороннего шороха, я собираюсь с духом и набираю номер сестры.

Ира всегда была той, на кого я могла положиться, поэтому мой мозг упрямо игнорирует все сигналы, которые подтверждают причастность сестры к перехвату грузовых машин, везущих оружие. Интернет молчит и с утра там не появилось ни единой информации о том, что происходило дальше. Полиция поймала преступников, но кем они были и что с ними будет одному Богу известно.

— Алло, — голос сестры звучит глухо, поэтому я убираю трубку от уха, чтобы убедиться в том, что точно набрала её номер.

Наверное, я до последнего не желаю осознавать и принимать тот факт, что она просто не хочет разговаривать со мной.

— Этой ночью случилось какое-то недоразумение, — захлебываюсь от негодования, ощущая, как в уголках глаз начинает болезненно щипать от выступивших слёз.

Это беременность делает меня сентиментальной или я просто чертовски боюсь за него?

— Я всё знаю, малыш, — произносит Ира спокойным голосом.

Хорошо, что в этот момент я сижу, иначе точно рухнула бы, утратив равновесие.

— Ты знаешь, потому что…

— Став матерью ты обязательно меня поймешь, Ева, — перебивает Ира. — У Вани появился шанс. Мы с ним летим в Израиль в клинику Зика, где его за считанные месяцы поставят на ноги. Сумасшедшая сумма за лечение. Сама бы я её не вытянула.

Как бы мне не хотелось порадоваться за племянника — я не могу. Ужасное чувство, ведь Ваня… он совсем не виноват. Тело будто одеревенело, а эмоции, которые я могла раньше испытывать по отношению к нему и сестре — заморозили на неизвестный мне срок.

Я беззвучно ловлю губами воздух, чтобы не задохнуться от нехватки кислорода и почти не слышу, что говорит мне в трубку Ира. Кажется, она убеждает меня в том, что Руслан плохой. Испоганил ей жизнь, разрушил все её планы и амбиции, и она ни капли не жалеет о том, что сделала.

— А что будет со мной? — перебиваю её. — Что будет со мной, ты подумала? С нами? С моим малышом?

Поглаживаю плоский живот, эгоистично жалея себя и моего ещё неродившегося сына. Мне так хочется, чтобы сестра тоже нас пожалела. По-настоящему, как в детстве, а не так как в прошлый раз, искусно манипулируя мной.