Я поднимаю свой взгляд на сестру, потому что понимаю — она начинает плакать. Тянется рукой к пачке сигарет, достает оттуда одну и, вставив в губы, чиркает зажигалкой.

— Я шла домой после работы. К нему. Меня подловили, сунули в машину и велели молчать, — Ира выдыхает сигаретный дым и вытирает кончиками пальцев выступившие слёзы. — Привезли в заброшенный дом и измывались как могли до тех пор, пока Куратов и этот Марат ничего не решили. Я потеряла счёт времени, не знала сколько это продолжалось, но так страшно мне ещё никогда не было.

Сердце глухо бьется в груди, и я делаю то, что должна — пересиливаю себя и собственную ревность, поднимаясь с места. Ноги подгибаются, пока я преодолеваю короткую дистанцию между мной и сестрой. Несмотря на то, что мне сложно быть непредвзятой сейчас, я раскрываю свои объятия и прижимаю её подрагивающее тело к себе.

— Они звери, Ева. Они все там звери и властелины мира сего, которым не писан закон, — шепчет сестра, опустив голову на моё плечо.

Теперь я понимаю, что хотела донести до меня Ира. Ей это удается, потому что меня саму пробивает дрожь. И боль, которую описывает мой родной человек передается и мне. Мы стоим так несколько минут. Я глажу её волнистые волосы, спину, пытаюсь успокоить, хотя не на шутку взволновалась и сама, а потом я отступаю, потому что моя футболка пропитана её слезами и моральных сил на большую сестринскую поддержку у меня уже не осталось.

— Спустя месяц после случившегося я поняла, что беременна. Сразу же чувствовала, что ребёнок не от Куратова, — истерично смеется Ира. — Он и правда оказался не от него — это подтвердили результаты ДНК, которые оплатил Руслан. После этого он опустил меня, откупившись деньгами. На аборт я не пошла. Не спрашивай почему… Наверное, я понимала, что Ваня мой единственный шанс полюбить кого-то так же сильно, как я любила Руслана.

Мне было пятнадцать, когда сестра объявила о своей беременности. Сейчас я по крупицам вспоминаю, как именно она сказала об этом, каким было её лицо и слова. Она была взвинченной и нервной, как и сейчас. Это всё, что я запомнила…

— Во время беременности я сотни раз меняла своё решение. Записывалась на аборт, сидела в очереди, а потом сбегала. Моя любовь к сыну с привкусом горечи, но такая сильная и всепрощающая, что я ни разу не пожалела о том, что родила его.

— Мне очень жаль, — только и могу вымолвить, опустив глаза в пол.

— Брось, Ева. Я давно переболела этим и Русланом в том числе…

— Почему ты не рассказывала мне об этом раньше?

— Раньше мне не нужно было оберегать тебя от него, — отвечает Ира. — Всё это красиво и романтично только в книгах, малыш. В жизни криминальный мир слишком суров, особенно если ты не просто его девушка, но и жена.

Огромный комок образовывается в горле. Мне больно дышать, больно глотать и говорить. Хочется зарыться где-нибудь, чтобы никто не видел и долго-долго себя жалеть.

Не представляю как буду возвращаться домой. Я просто не знаю, смогу ли я спокойно спать в одной постели с Куратовым, зная на что способны его конкуренты и недруги. Теперь я понимаю, зачем мне нужна усиленная охрана и почему я напрягалась, увидев президентский кортеж под окнами нашего дома.

Захожу в ванную комнату, включаю воду и набираю его номер. Несколько длинных гудков, моё бешенное сердцебиение и наконец его ставший уже родным голос. Мне хочется, чтобы он сказал, что всё это неправда. Успокоил, что со мной никогда такого не случиться…

— Привет, — произношу в трубку несмело.

— Добрый вечер, Ева, — его тон спокойный и какой-то… уставший.

— Я могу остаться ночевать у сестры? — спрашиваю его. — Ваня, мой племянник, я знакомила вас раньше…

— Я помню, Ева, — мягко перебивает Куратов.

— Он не хочет меня отпускать, да и я хотела бы остаться здесь немного дольше. Хотя бы до завтра.

Руслан молчит и думает. Я боюсь, что он запретит мне, но он неожиданно соглашается.

— Охрану я убрать не могу, поэтому прости, но парни будут дежурить под окнами.

Наверное, я поступаю эгоистично, но сейчас я думаю только о себе и о том, что не хочу к нему возвращаться. Хочу остаться у сестры и понимаю, что тоже нужна ей.

С вымученной улыбкой я играю с племянником и читаю ему сказку на ночь, а потом долго-долго не могу уснуть, путаясь в собственных страхах за своё будущее. Глубокий сон накрывает меня неожиданно, с головой. Чёрный, тягучий, беспросветный, как и глаза Руслана. Я ничего не вижу в нем, но чувствую боль и страх. Просыпаюсь в холодном поту, когда за окнами уже светит солнце, а на часах — десять утра.

— Соня, — с улыбкой встречает меня Ира.

Я удивляюсь откуда в ней взялось столько сил, чтобы пережить то, что было? Я слабее нее морально, поэтому эта ситуация однозначно меня раздавила бы, безжалостно втоптав в землю.

— Сама не знаю, как так получилось, — улыбаюсь ей в ответ.

— На завтрак глазунья, — сестра открывает крышку сковородки и аромат овощей и яиц проникает мне в ноздри, вызывая приступ тошноты.

Я тут же срываюсь с места и бегу в сторону санузла на первом этаже. Слышу себе в спину вопросы племянника к маме. Он взволнованно спрашивает, все ли со мной хорошо?