Она меня терпит. Это абсолютно взаимно, я уже лет 17 не надеюсь на то, что мы станем семьей, точнее 17 лет и 11 месяцев. Через месяц мне 18. Но ей хуже. Какое бы там не было общество, оно давит и хочет, чтобы она меня кормила, изредка давала деньги и приходила в школы выслушивать, какая я мразь и безответственная личность.

Я не считаю себя подростком, мне кажется, я родилась взрослой. Просто говорить, что я безответственная немного глупо. Я взяла ответственность за собственную жизнь примерно в тот момент, когда мне обрезали пуповину. Моя мать часто не забирала меня из садика, я шла домой сама или ждала бабушку с работы. Она работала до глубокой старости, перестала сниматься лишь за пару недель до своей смерти, она была актрисой. Часть заработка она откладывала на похороны, часть переводила в приют бездомных животных, а все остальное складывала мне в книги, как оказалась. Лишь после ее смерти, когда мне негде было брать деньги на новое чтиво и я начала перечитывать старые книги, я обнаружила, что в каждой лежит по бумажке. Теперь почти все эти купюры уходят на наркотики. Я бы не хотела, чтобы бабушка узнала об этом, каждый раз, когда я достаю деньги, я извиняюсь перед ней, но другого выхода у меня нет. Она к тому же была веганкой, а я до сноса крыши люблю бекон, на него тоже приходится тратиться. Бабушка прости.

А еще раньше я мечтала создать группу и играть рок. Я подыскала базу, придумала название и репертуар, украла гитару, но затем поняла, что создавать мне ее не с кем. Как неловко подготовить все, кроме людей. Я вообще раньше много мечтала.

Полин просит встретиться. Она позвонила мне в слезах и умоляла подойти к ее дому. Туда я не пойду, там ее отец -мой учитель географии, а я давно не хожу на географию, уже около двух лет.

Мы встретились на окраине города в гараже сером, скучном. В этом гараже мы провели тысячи часов своей жизни, оставили здесь свое здравое, детское сознание и открыли мир грязи, умиротворения и пост-панка.

Над нами летали мухи. Они жужжали и бились друг об друга, некоторые, оседлав товарища, кружили, пугая наши неокрепшие умы. Все это вызывало противный запах, которого не было, но наше общество с детства навязывает нам, что там, где мухи – воняет, где тараканы – грязно, если есть косточки арбуза – вырастит дерево внутри тебя, что правительство всегда право.

В сооружении из сварных металлический листов мы просидели около получаса в полной нудной тишине. Полин лежала у меня на плече, всхлипывая, пока не села прямо и не закурила что-то запрещенное на территории нашей страны.

Не зная, что нужно говорить, я просто нескромно пялилась на нее. Та, неправильно меня поняв, вытащила косяк и сунула мне в руку. Я прищурила взгляд, но дар приняла, не зря же я пришла сюда.

Полин выглядела плохо, если не сказать пугающе. Словно ее часа три назад откопали, она отряхнулась, взглянула в небо, спросила который час и пришла сюда плакать. Цвет ее глаз еще недавно озарял меня своим сладким медовым оттенком, теперь же он пугает меня краснотой. Сложно понять, это из-за лопнувших сосудов или она взяла красные чернила, оттопырила конъюнктивный мешочек и плеснула их в него. Вся одежда- грязная, ногти- ободраны, на запястьях виднеются красные полосы, по всей видимости, ее удерживали, чтобы она никуда не уходила. По всей видимости, это была ее мать.

Полин заметила мух и стала наблюдать за ними. Какое детское и глупое лицо у нее все-таки, она напоминает мне моего кота- такая же ласковая, безобидная и нелепая. Ее так же просто обидеть и она так же просто простит.

–Мне очень плохо, Сара.

–Я вижу. Ты можешь мне рассказать.

–Мы поссорились с мамой. Но это была не просто ссора. – она посмотрела на потолок, ее взгляд зацепила небольшая дыра, из которой светил луч солнца, она улыбнулась. – Не просто ссора, это нечто больше. Знаешь, мама никогда меня не любила, я чувствовала это. Но сегодня, во время очередных скандалов ее с папой, я сидела на полу в своей комнате и читала Евангилие. Я так люблю читать Евангилие, когда мне плохо. Я будто общаюсь с другом или пишу письмо своей дальней родственнице.

Полин закурила второй косяк. Меня всегда пугало то, как в ней сплетались страсть к богу и к наркотикам. Интересно, сможет ли он простить ее за эту шалость, если она является максимальной его поклонницей?

Полин за свою короткую жизнь перечитывала библию несколько раз, как и другие эзотерические книжки. Во всех своих монологах она ссылается на какие-то мифы и истории религиозного толка. Порой она так углубляется, что мне сложно понять, к чему она ведет и с чего начала.

–Я сидела на полу, держа книгу в руках.– продолжила Полин после небольшого перерыва- В комнату вбежала мама, выхватила Евангилие и ударила меня им. Божья кара? Не думаю. Просто они опять ссорились. Папа ушел, а мама, в попытках найти свет и выплеснуть эмоции, вспомнила обо мне. Она вновь кричала и кричала, она кричала много. Затем села рядом, взяла мое лицо обеими руками и, заплакав, сказала мне, что не любит меня.

В гараж залетела птичка. Мы с Полин, оторвавшись от затянувшейся трагедии, повернулись к ней. Синекрылая листовка, сев на краюшек балки, что-то прочирикала своим птичьим голоском.

–Кажется, она попросила нас не впадать в отчаяние. Отчаяние – смертный грех. – сказала Полин, закуривая третий косяк.

–Не думаю, что она осознанное что-то промолвила. Скорее всего, ей плевать, что говорить. Она красивая, а красивым не обязательно думать.

–Ты не права. Птица – это символ возвышенности, божий знак. Возможно, это ангел, принесший нам добрую весть.

Божий знак прочирикал еще пару фраз и взлетел. Мухи, в страхе, отлетели и дали дорогу этому маленькому птенчику. Птичка, сделав пару кругов, направилась в сторону дверей, из которых валил свежий, пропахший скошенной травой, воздух.

Когда птичка пролетала между дверьми, порыв воздуха оказался проворней и развернулся назад. Двери захлопнулись и маленькая птичка камнем упала на пол. Полин побежала к ней, в надежде что-то исправить, но было уже поздно, птица умерла. Пала жертвой дверного проема.