Шрифт:
— Ничего. Я задержусь тут на несколько дней, — улыбнулся, поправляя верхнюю рубаху. — Может, и свидимся еще. К тому же, что там в Белом Доле случилось, мне, верно, знать надо. Через те края пойду.
Плоскиня еще не вышел из общины, как внутрь едва не бегом влетел взбудораженный нарочный. Вида дружинного, в справной одеже, оружный. Был он встревоженным и усталым: верно, мало себе давали они с соратником отдыха по дороге. А раз так спешили, то дело и правда важное. Он проводил взглядом купца и прошел еще чуть дальше.
— Русины, — выдохнул первым делом, как ноги его через порог общины перенесли.
— Русины на Белый Дол напали.
А там уж и вспомнил, что приветствовать князя надо, как подобает. Поклонился, бормоча извинения, но Владивой руку поднял, останавливая его. Сейчас это было совсем не важно.
— Давно? — спросил громко, едва заставляя себя на месте остаться и не начать ходить по избе в беспокойстве и нетерпении.
— Так пятерицу уж назад, — парень сглотнул, и Владивой махнул ему рукой на кувшин с квасом, что в стороне на столе стоял. Гридь напился вдоволь и продолжил уже гораздо спокойнее: — Как только сумели чуть отбиться, так нас с Волько отправили в Волоцк — тебе доложить. Воевода сильно встревожился. Опасается, что вернутся они.
— Вы, как сюда ехали, кметей из Волоцка не встречали?
Кметь отпил еще кваса, кивая.
— Встречали недалеко от Росича, — продолжил, переведя дух. — Они, напротив, в Любшину торопились. Решили, что там княжну перехватят. Нашлись люди, что рассказали, как приметная девица, на нее похожая, в ту сторону направлялась. Да там теперь опасно. Русины где-то в той стороне скрылись.
Владивой оперся ладонью на стол и встал медленно, пока кметь говорил еще, помалу округляя глаза, наблюдая, как князь вырастает перед ним во всю высоту своего немалого роста. Дыхание уже часто-часто раздвигало грудь, металось где-то вокруг сердца горячим вихрем. В подвздошье что-то ссохлось, засаднило от мыслей, что невольно в голову полезли: а коли Беляна и правда попадет под горячую руку русинов? Пострадает по непокорности своей и своеволию от викингов, которые бесчинства любые чинить могут, коли дорываются до богатого селения.
— Кмети точно в том уверены? Не говорили?
— Торопились они очень, боялись не успеть княжну поймать. Стало быть, уверены были, — поспешил заверить его нарочный — и от сердца немного отлегло. — Да мало бед, еще ватагу находников речных видели в той стороне тоже. Кто-то из путников, что у реки остановился подневать. Они мимо прошли.
— Не Рарога ли ватага? — нахмурился Владивой пуще.
Взмахом руки прогнал чепядинок, которые, слегка припоздав, вошли было в общину с горячей снедью, чтобы купца потчивать.
— Говорят, что его. Больше-то некому, посчитай, — гридь тоскливо посмотрел девицам вослед, уж, верно, почуяв приятный аромат еды. Надо бы дать парням хорошо отдохнуть — после такой-то дороги.
Да пока что Владивой и слова лишнего сказать не мог, все обдумывая услышанное, все перекатывая в голове и соединяя одно знание с другим. И все больше находил он подтверждение своим догадкам о Грозе. Не зря где-то рядом с Белым Долом Рарог отирается. Никак и впрямь дочку воеводову туда повез, иначе что ему там делать, вблизи острога? А там, раз такое случилось, верно, и в помощники воеводе напросится. Он тот еще хитрец, который любит благодетелем прикинуться, как было уже с Беляной. А если и к Ратше дорожку протоптать решит? К душе его затуманенной и разуму. Помощь предложить, когда вокруг недоброе деется — что уж проще, чтобы снискать расположения боярина, для которого воинская доблесть
— едва не самое важное, что должно быть в муже.
Владивой выдохнул резко — и собственное горло опалило разогретым гневом воздухом. Словно его в ребра ударили огромным кулаком. Хотелось кувшин взять, что рядом с правой рукой стоял, и швырнуть о стену. Гроза. Была с Рарогом. Столько дней в пути. Одна среди мужиков, которые всегда до женщин жадные, потому как видят их близко нечасто. А может, старшой и сам уж успел к ней приблизиться? Неважно, кто он, а парень ведь иным девицам на заглядение. Вон и Сения даже — Владивой заметил — посматривала на него с любопытством на пиру в честь Дажьбожьего дня. Но как представишь, что Гроза — его Гроза! — могла касаться Рарога, обнимать, улыбаться ему своими сочными, как земляника, губами, а может даже… Перед глазами и вовсе темнело все в багровом мареве. Хоть глупости это все, конечно. Придумки от гнева и обиды на все, что княжна и дочка воеводы учинили.
Гридь смолк давно, озадаченно разглядывая Владивоя, который стоял, оперевшись обеими руками о стол. А тот отдышался чуть, на удивление, не сгорев в жадном пламени ревности, что рисовала перед ним образы один ярче другого, и вновь поднял голову.
— Благодарю за расторопность, — проговорил нарочито спокойно и ровно. — Идите отдыхайте с соратником. Да поешьте хорошо. Скоро обратно поедем.
И сомнения малого не оставалось у него, чтобы остаться в Волоцке. И в Белый Дол после всего, что случилось, нужно наведаться, с Ратшей поговорить. И увидеть своими глазами, как сильно пострадал острог крупная, важная на Воланском торговом пути весь подле него. Осталось только воеводе Вихрату личное веление оставить, потому как много дней он будет здесь почти за князя. И вся дружина при нем: много гридей с собой Владивой брать не собирался. Зато приказал наставнице княжны Драгице собираться в путь вместе с ним. Правда, перед этим ей тоже досталось наставлений, а она кивала, на все соглашаясь.
— Уж, как доедем, я с ней в одной горнице теперь ночевать стану, князь, — она сложила руки у груди, глядя на Владивоя снизу вверх, когда стоял он уже рядом со своим чернобоким жеребцом Мраком, собираясь в окружении гридей выезжать за ворота.
Наставницу ждала телега, куда еще и погрузили оставленное в детинце приданое Беляны. Больше возвращать ее в Волоцк Владивой не хотел. Достанет с нее и в Белом Доле жениха дождаться.
— Вот и ночуй, Драгица, — согласился он. — Теперь уж ты знаешь, на что она способна. А хитрить начнет — запрешь, если нужно. Главное, теперь всегда рядом с ней будешь, покуда не убедимся, что она до Стонфанга добралась.