Подбодренная этими словами, Шахназ с улыбкой подхватила:

– Конечно, но не оковы тех, кто так постыдно завершил первое тайное путешествие в Килсебурун...

У Искендера загорелись глаза.

Ты слыхал?
– тихо проговорил он.
– Это еще что! Мы еще и не такое услышим.

– Ну что ж? Железо закаляют ударами.

В это время неожиданно раздался стук в дверь.

– Время свидания окончено, девочки! Освободите камеру!
– шутливо произнес отец.

– Дядя Алмардан, мы просим еще три минуты.
– Шахназ говорила так же твердо, как и он.
– У меня есть разговор к Эльдару...

– А эти три минуты, что вы делали?

– Я дергала Эльдара за ухо, а Гюльназ - Искендера... Пока поднимались по лестнице Эльдара, три минуты прошли.

– Ну и ну!.. Ладно, даю вам еще три минуты, но боюсь, что после вашего ухода я обнаружу в камере вместо четырех человечьих ушей - слоновьи.

Отец ушел. Мы посмеялись над его словами. Потом девочки молча уселись рядом с нами. Мы поняли, что есть, они не собирались, просто хотели доставить нам удовольствие. Они заботливо подкладывали нам лучшие куски то из одной, то из другой тарелки, ласково приговаривая:

– А теперь съешь это...

– Ты должен съесть все, что здесь положено.

– Вот это - теплое молоко, выпейте всё...

Наши сердца были переполнены благодарностью. Поэтому, когда пришла пора расставаться, Гюльназ жалобно вздохнула:

– Даже не хочется отсюда уходить! Только невозможно...

Искендер ласково взглянул на нее:

– Что ж тут невозможного! Тем, кто хочет добровольно сесть в тюрьму, мы с удовольствием поможем.

– Как?

– Очень просто.
– Подняв голову, он указал на гнилые доски в потолке. Солнечный луч уже оттуда не просачивался.
– Для вас мы откроем вход со звездного неба.

Я радостно вскочил и обнял Искендера.

– Прекрасная идея. Девочки, вы согласны? Как только отец уйдет, мы сорвем эти гнилые доски. А вы вечером, чуть стемнеет, перелезете через ограду сада, взберетесь на чердак, а оттуда - прямо сюда. Ну, как?

Девочки молчали.

– Так что ж? Спуститься с чердака сюда труднее, чем отправиться в Антарктиду?

Гюльназ решила, что это больше относится к ней.

– А что мы скажем родителям?
– спросила она и посмотрела на Шахназ. А та смеющимися черными глазами подтвердила, что она согласна.

Положив руки на плечи девочке, я сказал:

– Давайте договоримся так: как сможете, так и поступите. "Дверь" наша всегда для вас открыта. А теперь идите... до завтра...

Но ждать до утра нам не пришлось. В тот же вечер с чердака послышался шепот Гюльназ:

– Эльдар, мы здесь, Эльдар... слышите?..

Мы удивленно переглянулись.

– А где же ваша "дверь", ведущая в звездное небо?
– Это спросила Шахназ.

– Сейчас!
– Я поспешно вскочил.
– По правде сказать, мы вас сегодня не ждали...

Взобравшись Искендеру на плечи, я отодрал гнилые доски в потолке. Потом помог девочкам спуститься вниз. Гюльназ принесла лампу, а Шахназ - табак. Но зажечь лампу мы все-таки побоялись. Через створки старой двери мог пробиться свет. Поэтому, усевшись в темноте, поближе друг к другу, принялись болтать и смеяться.

На следующий день девочки навестили нас дважды: рано утром и поздно вечером.

Таким образом, в четырех стенах этой сельской тюрьмы, "дверь" которой открывалась прямо в небо, началась необыкновенная жизнь. Ни назавтра, ни в последующие дни, ни я, ни Искендер не заговаривали о побеге. Испания на время была забыта, а девочки о ней вообще не подозревали. Хотя беседы наши и бывали бурными, мы предпочитали не повышать голоса. Чаще разговаривали шепотом. В такие минуты мы невольно рассаживались парами. Я рядом с Шахназ, а Искендер с Гюльназ. Но никто из нас над этим не задумывался, садились так - и все тут. Разговоры наши начинались с простых вещей. Но оттого, что самые обыкновенные слова произносились тихо, разговоры таили особый смысл.

В такие минуты казалось, что "тюрьма" поделена на две половины.

– Эльдар, я хочу тебя спросить...

– Пожалуйста.

– Какое у тебя самое большое желание?

– Самое большое желание? Умереть!

Тягостное молчание.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что хотел бы умереть. Но...

– Давай-ка сюда ухо.

– В чем я провинился?

– В том, что говоришь глупости. Может разве человек желать себе смерти?

– Ты же не даешь мне договорить. Я хотел умереть, а чтобы через несколько дней воскреснуть. Посмотреть, чем будут заняты люди.

– А вдруг ты ожил бы и увидел, что я тоже умерла, как бы ты поступил?

– Снова бы умер.

Ее легкий смех заглушил на время шепот, доносящийся из другого угла комнаты. Мы с Шахназ умолкли, прислушиваясь.

– Искендер, а можешь ли ты сказать, что такое счастье?

– Могу. Счастье - это свобода. Это особенно становится понятным, когда тебя ее лишают, когда ты в тюрьме.

– А вы разве узники?

– Нас же так называют.

– А по-моему, счастье - это быть красивой.