– Правильно мама говорит, тебя обрадовала новая должность...

– Обрадовала? Нет, просто вчера я был совсем другим человеком. Что же произошло? А ничего, это и есть жизнь. Человеку свойственно меняться каждый день, иначе он будет походить на камень или скалу. Недавно я был в Гаяалты. Видел черные расщелины, и сердце у меня разрывалось...

– Что же делать, это сель, ведь существует поговорка: его сила так же непреодолима, как сила народа.

– Вот молодец, какое хорошее изречение пришло тебе на ум, сьшок. А я вот хочу, чтобы сила народа превзошла силу селя. Надо нам в Гаяалты разбить такой сад, чтобы эта плешь больше не знала, что такое сель.

– Сад? Да там же только камень да галька.

– Камень в человеческих руках тоже кое-что значит. Но нужна вода, много воды.
– Отец на мгновение умолк. Он уже забыл о моем присутствии и разговаривал как бы сам с собой.
– Хорошо, что сегодня я вышел из дому так рано. Иначе я многое бы потерял.

– О чем ты?
– поинтересовался я.

– Сегодня утром мир показался мне таким прекрасным, таким ясным... Но он не так совершенен, как нам иной раз кажется. Я заглянул в него поглубже. И понял, что он, как ребенок, нуждается в постоянной заботе...

В это время из-за его спины послышался приятный голос:

– Доброе утро, уста!

Я поднял голову и увидел нашу учительницу Чимназ, которая стояла в нескольких шагах от нас и смотрела на отца со спокойной улыбкой.

– Извините, теперь вас надо величать не уста, а председатель, поправилась она.

– Доброе утро, Чимназ-муэллима, доброе утро...
– Отец поднялся. Я отошел в сторону.
– Добро пожаловать.
– Отец хотел было протянуть этой уважаемой в Чеменли учительнице руку, но, взглянув на ее белые, блестящие как мрамор руки, почему-то передумал.
– Вы по делу?

– Я направлялась в школу...
– Заметив смущение отца, Чимназ-муэллима решила избавить его от неловкости.
– По колечкам папиросного дыма я поняла, что уста Алмардан вышел на работу. Значит, и мне пора...

– Извините, муэллима, - улыбнулся отец, - можно ли мне задать вам один вопрос? Мой Эльдар действительно отличник или простой зубрила?
– И отец хитро посмотрел в мою сторону. Чимназ-муэллима еще мягче улыбнулась:

– Нет, уста, ваш Эльдар не зубрила, можете в этом не сомневаться. То, что Эльдар знает сегодня, он может повторить через месяц, через несколько месяцев. У него прекрасная память.

– Извините, муэллима, но какой же это отличник? Что толку перемалывать, как мельница, чужое зерно? Я хочу знать: есть ли у него в бункере свое собственное зерно? Или все это чужое? И что будет, когда кладовая иссякнет?

Внезапно Чимназ-муэллима расхохоталась, выбившиеся из-под шелкового платка толстые косы ее заколыхались, как ветви сирени, красивые плечи вздрагивали, а цепочка с медальоном на длинной гладкой шее свернулась колечками на ее полуоткрытой груди. Губы раздвинулись, показывая ряд ровных перламутровых зубов.

– Так вот что вас занимает, уста! А ведь верно, что со дня сотворения мира мельница всегда осаждалась людьми. Взять хотя бы нашего мельника Асада... Стоило его мельнице стать хоть на один день, вы сами знаете, какая толчея возникала в нашем селе.

– Молодец, муэллима. Вот именно это меня и интересует. Человеческая мельница мыслей не знает ни перебоев, ни остановок - Отец снова взглянул в мою сторону.
– Именно об этом я только что толковал с Эльдаром.

Но я больше не вслушивался в их разговор. Я не мог отвести взгляда от Чимназ-муэллимы. Глядя на ее косы, я вдруг подумал о Шахназ: у нее тоже были такие же толстые косы, точно такие, как у Чимназ-муэллимы. И имена у них были схожими: Чимназ - Шахназ. Потом к этим двум именам добавилось третье Гюльназ.

– Извините, муэллима, я оторвал вас от дел.
– Тихий голос отца отвлек меня от моих мыслей.
– Я слыхал, что из Испании осиротевших детей привозят в нашу страну. Это правда?

– Конечно, об этом пишут в газетах.

– А нельзя сделать так, чтобы нескольких ребят прислали и к нам в Чеменли?

– Вот этого я, не знаю.

– А можно ли как-то узнать?
– раздумчиво продолжал отец.
– Может быть, письмо написать верховному правительству? Как вы думаете? Мы их здесь вырастим, как родных детей.

Чимназ-муэллима помолчала, потом обернулась ко мне, будто хотела узнать, что я думаю по этому поводу.

– Я считаю, что такие вопросы должны решать местные власти. Конечно, можно и в Москву написать...

Отец больше ничего не сказал. Чимназ-муэллима, попрощавшись с нами, ушла. Отец сидел глубоко задумавшись. Со словами "Искендер ждет меня" я двинулся по дороге, еще раз обернулся - отец все еще сидел, о чем-то думая. Уж не о том ли, что быть председателем сельсовета действительно непростое дело?