Что это было? И если ему было всё равно, то зачем было поддерживать этот огонь? Подбрасывать в него дровишки. Быть может, моё внимание всего лишь льстило его тщеславию? Но тогда долгие беседы совершенно излишни, можно было удовольствоваться коротким обменом репликами.

– Зачем я тебе? – спросил он однажды. – Я непригоден. Я сам по себе, и к тому же шалопай, – добавил он несколько минут спустя и принялся рассказывать мне какую-то историю в качестве примера своего шалопайства.

– А ни за чем. Ты просто есть, – ответила я, и это была почти правда. «Почти» – потому что на самом деле стоило ему тогда написать всего одно слово: приезжай, и я бросила бы всё – свой дом, семью, налаженный с таким трудом быт, работу, которой было отдано столько сил и лет, друзей, с которыми делила беды и радости всю свою жизнь – всё! Если не было бы другой возможности, я пошла бы пешком на другой конец страны…

Не написал. Когда я осторожно пыталась навести разговор на эту тему, давая понять, что хотела бы увидеть его края, он просто отвечал: да, у нас здесь хорошо, но только летом. Однажды, не вытерпев, я спросила: тебе всё равно – приеду я или нет? Ответ был: я этого не говорил.

Ни да, ни нет.

Это, наверное, правда, что мужчины любят глазами. Конечно, здесь имеется некоторое упрощение, но, так или иначе, факт имеет место, и я убеждалась в этом неоднократно. Даже самые умные и тонкие из вас инстинктивно реагируют на зрительный образ. Всё дело в том, что это за образ. И вовсе не обязательно это будет голливудский стандарт – это уже на вкус и цвет. В глазах всех остальных ты можешь быть страшна как смертный грех, но для своего мужчины, пока он любит, будешь оставаться красавицей. Точнее, так: желанной. Потому что красавица для вас – это женщина желанная. И чтобы это желание возникло, чтобы оно сохраняло некоторый уровень постоянного напряжения, должен совпасть целый ряд условий.

Но неправда, что мужчины – существа примитивные. Вы всякие. Льва раздражают подобные обобщения, и он, пожалуй, прав: логически неверно распространять некий признак на весь класс на том основании, что он имеется у нескольких его представителей. Есть мужчины примитивные и есть сложные. Если кому-то попадаются только примитивные, значит, причина в самой женщине – коктейль её собственных качеств таков, что притягивает определённый сорт мужчин. Но не хочу повторяться, об этом смотри выше. Мне попадаются почти исключительно сложные. И это, скажу я тебе, та ещё загогулина! Но речь сейчас не обо мне – по крайней мере, не только и не столько обо мне.

Итак, мужчины. Примитивные или нет, вы всё же существа конкретные, а вот это уже медицинский факт. По правилам индукции, обобщение считается истинным, если рассмотрен весь класс и не нашлось ни одного противоречащего случая. Здесь мы имеем дело с открытой системой, состав элементов которой постоянно меняется, но без претензии на статус научного закона можно с достаточной степенью вероятности утверждать, что вам необходимо видеть, обонять и осязать женщину, чтобы решить для себя вопрос: Она или не Она?

Мы другое дело. В своём воображении мы виртуозно достраиваем недостающие элементы системы. Сначала «она влюблялася в обманы и Ричардсона, и Руссо», а потом проецировала эти «обманы» на конкретного Онегина – и готово! У нас сначала идёт концепция, потом – эксперимент, у вас – ровно наоборот.

Не всегда наша теория выдерживает подтверждение практикой, но это вопрос опыта. Со временем, по мере, так сказать, накопления эмпирических данных, наши выводы обретают под собой реальную почву, и нам бывает достаточно одного-двух цифровых значений, чтобы решить уравнение с несколькими неизвестными. Отсюда и незримый, ты мне был уж мил: взглянув на любительский снимок не в фокусе, мы чаще всего уже знаем, как этот мужчина пахнет, движется, говорит, каков он на вкус и на ощупь. И это беда бедовая!

Впрочем, есть исключение: бабники. Это слово для меня окрашено положительно, потому что под ним я разумею мужчин, которые любят не секс и себя в сексе, а женщин как таковых. Любят именно потому, что знают и понимают. Бабник – мутация, мужчине не положено знать о нас столько, сколько знают они, и это не холодное умственное knowledge, а sense – чувственный опыт. Эмпатия, если угодно. Сопереживание. Вот почему Пушкин так чувствовал женщин – в отличие от эгоцентрика Лермонтова, тоже гениального, но совсем в другом роде. Его Тамара схематична, двухмерна и неубедительна, как персонаж комикса – в отличие от Демона, который достоверен в последних мелочах. Даже шлягер 80-х плачет девушка в автомате, кутаясь в зябкое пальтецо существенно достовернее Тамары! Бабники – это не про секс. Секс – только бонус в этих отношениях, приятный и запоминающийся, но вовсе не главный. Это упоительное и незабываемое ощущение себя любимой. Бабник, в отличие от… гм… спортсмена высших достижений, бескорыстен, для него постель не самоцель, и именно поэтому женщины всегда вспоминают о них с благодарностью. А генитальные упражнения мастеров эротического спорта не более чем суррогат, не слишком удачная попытка выдать количество за качество.

Я не уклоняюсь от темы, как это может показаться – это всё к тому, что Льва я знала целиком и сразу, вплоть до бытовых привычек.

Письмо 10. Несинхрон

Есть жёсткий несинхрон между опытом ума и опытом сердца. Точнее, так: как только достигаешь нирваны, или инсайта, или как бы там ни называлось состояние гармонии между тобой и миром, как вдруг выясняется, что это всего лишь пересадка на длинном маршруте. И всё начинается по новой, ты входишь в очередной цикл, где тебя трясёт и болтает на длинных перегонах, и уже новые попутчики рассказывают тебе свои замысловатые – или совсем простые – истории, и ты меришь шагами стылый ночной перрон какой-нибудь Богом забытой станции во время нескончаемо долгой стоянки, и…

Есть вещи, которые осмыслить невозможно – только пережить. Будь ты хоть семи пядей во лбу, тебе это не поможет. Весь твой накопленный опыт оказывается просто бесполезен, потому что в происходящем с тобой нет никакой логики. По крайней мере, она неочевидна, потому что ты располагаешь ничтожно малыми данными – и, напротив, огромным числом переменных, и решение этой задачи превращается в нескончаемое и мучительное собирание кубика Рубика. Есть, конечно, люди, которые умеют его собирать, и даже на время, но тебе никак не удаётся нащупать этот алгоритм, и сколько бы ты ни крутила, но собрать удаётся в лучшем случае одну сторону из шести, при этом все остальные грани неизбежно распадаются.