Женевьева не так хорошо знала Сайласа, чтобы под сердитой интонацией распознать искреннюю заботу. Она кивнула, усаживаясь в кресло подле огня.

– Он меня не ударил ни разу. Хотя, видит Бог, основания для этого были. Она с облегчением освободилась от своих замызганных бальных туфель и долго растирала пальцы на ногах через шелковые чулки, прежде чем призналась шокированному и осуждающему матросу в том, как провинилась перед Домиником:

– Я дважды ударила его по лицу, Сайлас, на виду у всех, посреди бального зала.

Сайлас застыл от изумления.

– И вы еще здесь?!
– Он недоверчиво покачал головой.
– Я принесу вам воды с горчицей, чтобы погреть ноги.

– Неразборчиво, но с явной горячностью ругаясь себе под нос, он вышел.

Женевьева нервно посмотрела на закрытую дверь в гардеробную Доминика. У нее страшно болели ноги, раскалывалась голова, и все тело тянулось к уютному комфорту постели, но она знала, что ночь еще далеко не окончена. Она устало стянула нижнюю юбку, развязала подвязки и, скатав, сняла чулки с израненных замерзших ног.

– Сайлас сообразил принести тебе что-нибудь для ног?
– внезапно раздался с порога голос Доминика.

Женевьева подняла голову. Он переоделся в длинный парчовый халат, и, к невыразимому своему облегчению, Женевьева заметила, что дьявол, которого она в нем пробудила, исчез, отбыл снова в свои мрачные глубины, где бы они ни находились. Нельзя сказать, что у капера было хорошее настроение, но он уже взял себя в руки.

– Да, - ответила Женевьева хриплым голосом, неожиданно начав дрожать и протянув к огню замерзшие руки.
– Мне очень жаль, что я ударила тебя. Это непростительно, я знаю, но ты не имел права говорить мне такие вещи.., после всего того, через что я прошла, обвинять меня в распутстве.., и в том, что мне это нравится...
– Она содрогнулась от воспоминания.
– Это было невыносимо, и я потеряла рассудок.
– Голос у Женевьевы по-прежнему был хриплым, она не сводила глаз с огня.

Прежде чем Доминик успел что-либо ответить, снова появился Сайлас. Он взглянул на обоих, шмыгнул носом, поставил перед Женевьевой таз и наполнил его горячей душистой водой из кувшина.

– Вы бы лучше дали ей немного бренди, месье, - предложил он.
– Сейчас слишком холодно, чтобы бегать по улицам в таких плохоньких одежках.
– Это был первый раз, когда Женевьева услышала в голосе Сайласа пусть и едва уловимый, но намек на неодобрение, адресованное месье Делакруа.

– Оставь нас, - резко оборвал его Доминик, но совету последовал и налил в бокал бренди.

Женевьева, скривившись от отвращения, замотала головой:

– Не могу. Я и так ужасно себя чувствую.

– Не так ужасно, как почувствуешь себя утром, - с грубой прямотой пообещал Доминик.
– Но зато впредь будешь поосторожнее с шампанским.

Слезы навернулись у нее на глаза, но Женевьева ничего не ответила, только осторожно опустила ноги в воду и тут же почувствовала невероятное облегчение.

– Можешь объяснить, что ты только что имела в виду?
– Доминик говорил спокойно, словно предмет не представлял для него большого интереса.
– Что ты имела в виду подо всем, через что ты прошла?

"Конечно, теперь можно рассказать ему всю идиотскую правду, - уныло подумала Женевьева.
– Что в конце концов изменится по сравнению с тем, как Доминик уже относится ко мне после сегодняшнего?"

– Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Кажется, это уже больше не имеет никакого значения, но выяснилось, что из меня получится никудышный шпион: какие-то вещи я никогда не могу сделать, несмотря на то что это самый лучший способ достичь цели. Авантюристка из меня явно не получилась - мне нужно было остаться в Новом Орлеане и выйти замуж за Николаса.

Доминик долго смотрел на нее: тонкая, склонившаяся вперед шея, вздрагивающие и вспыхивающие искорками в отблесках каминного огня локоны, маленькие руки, впившиеся в колени, нелепый контраст голых ног в тазу с роскошью бального платья и драгоценностей.

– Прошу прощения, Женевьева, но, наверное, я абсолютный тупица. Какие такие вещи ты не можешь делать?

Женевьева шмыгнула носом и поморщилась: голова у нее готова была вот-вот взорваться.

– Распутничать.
– Слово это вырвалось у нее с каким-то злобным шипением. Что бы ты там ни думал, я не могу ложиться в постель с этими мужчинами. Я могу только притворяться, будто мне этого хочется.

На мгновение Доминику показалось, что земля повернулась вокруг своей оси, а затем медленно-медленно встала на место.

– Что же ты тогда делала во время этих свиданий?

– Играла в пике, - призналась Женевьева, разминая пальцы в теплой воде. Ставила на себя. Если бы проиграла, тогда...
– Она пожала плечами.
– Поэтому мне нужно во что бы то ни было выигрывать.

Доминик стоял как громом пораженный.

– Но эти четверо - самые лучшие в Вене игроки! Женевьева снова лишь пожала плечами. Несколько минут он в недоумении шагал по комнате, потом подошел, встал напротив, взял ее за подбородок и поднял голову. Женевьева вынуждена была встретить его взгляд.