– Как я понимаю, сэр Нил Кэмпбел отбыл на материк?
– невзначай заметила Женевьева хозяину, наблюдавшему за флотилией кораблей в полевой бинокль, который держал у него перед глазами слуга.

Бонапарт улыбнулся:

– Он хочет проконсультироваться во Флоренции с доктором по поводу своего зрения, мадам.

– Я надеялась встретиться с ним, - так же небрежно обронила Женевьева.

– Боюсь, его не будет дней десять или около того.
– Суверен Эльбы пожал подложенными плечами.
– Но разумеется, мы будем рады, если вы и месье Делакруа останетесь с нами до его возвращения.

– Вы очень любезны, сир.
– Женевьева улыбнулась собравшимся вокруг, которые слышали этот на первый взгляд ничего не значащий разговор и не сомневались в том, что и "хозяин" острова, и те из гостей, кто пожелает, будут здесь в момент возвращения сэра Кэмпбела.

– Буду весьма рад. Пойдемте в дом, пора обедать. Становится прохладно. Вы не находите, что ветер свежеет, Делакруа?

Капер прищурился от ветра, трепавшего его темно-каштановые волосы. Исподтишка взглянув на него, Женевьева ощутила уже знакомое волнение. Как она любила смотреть на Доминика, когда он стоял вот так, вглядываясь в море, голова чуть запрокинута: свободен!

– Думаю, что с юга идет лишь легкий бриз, сир, - ответил он.
– Предстоит ясная ночь, луна будет отлично видна.

"Интересно, ясная ночь нам на руку или нет?" - подумала Женевьева. Казалось, на Бонапарта никакого впечатления не произвело сообщение Доминика, и по дороге в дом они говорили о том о сем, словно ничто в этой жизни их не беспокоило. Может быть, безлунная ночь больше подходит для того, чтобы незамеченными пройти через заслоны?

Она незаметно взяла под локоть Делакруа, шагавшего рядом с императором. Доминик улыбнулся и накрыл ладонью ее пальцы Женевьеве стало так тепло от этого прикосновения.

Казалось, что с той последней ночи в Вене Доминик к ней очень переменился.

Капер взял с нее слово, что впредь Женевьева никогда не будет действовать без согласования с ним, когда речь идет о делах, касающихся его, и никогда не будет сомневаться в его готовности помочь, если речь идет о ее безопасности.

Делакруа ничего не обещал ей взамен, но Женевьева определенно чувствовала ауру безопасности, которой капер окружил ее, и ауру нежности, какую прежде чувствовала с ним только в моменты любви. Женевьева не знала, что все это значит, но чувствовала себя во сто крат счастливее. Раз или два в ее мечты вторгались мысли о будущем, но она с легкостью отбрасывала их "на потом". В настоящем было слишком много дел, оно сулило столько счастья! И ничто не предвещало, что можно лишиться того и другого.

Во время бесчисленной, смены блюд за изысканнейшим обедом Доминик поймал себя на том, что каждую минуту смотрит па Женевьеву. Словно ему постоянно необходимо убеждаться: с ней все в порядке, ей не скучно, тарелка ее не пуста и в бокале есть вино. Правда, о последнем беспокоиться не приходилось. Как большинство умных людей, Женевьева умела учиться на собственных ошибках и более не выказывала склонности подвергать себя алкогольному отравлению.

Как всегда, вокруг мадам Делакруа толпились восторженные поклонники, но ее естественное кокетство Доминика больше не злило - теперь он знал, что фея не способна идти до конца. Доминик вздрогнул, вспомнив о том, что приходилось ей переживать в те вечера, когда он топил свои подозрения в бренди, слишком эгоистичный, чтобы понять, что Женевьева никогда не сможет до конца выполнить план, так наивно и бездумно одобренный им. Просто Женевьева изо всех сил старалась стать такой, какой, по ее мнению, капер хотел ее видеть, быть настоящим товарищем в его авантюрах.

Господи, ведь она и теперь именно так рассматривает их отношения! При этой мысли взгляд его затуманился. Доминик знал, что Женевьева его еще не любит. Она слишком молода, слишком неопытна в житейских делах, поэтому и затеял долгую любовную игру, которая ему самому, к великому удивлению, показалась увлекательной.

За Розмари он вовсе не ухаживал - любовь в один миг накрыла их, словно снежная лавина, а с Анжеликой ухаживания были просто неуместны, их не понимают в мире, где единственная цель - доступ к открытому кошельку. Но в нежной, капризной, любовной покорности этой тигриноглазой феи Доминик Делакруа неожиданно открыл для себя новое чувство. Она безупречно вела себя после отъезда из Вены, и ему не составляло труда придерживаться принятого решения.

– Мы встретимся в моем кабинете, месье Делакруа, - прервал его размышления Наполеон Бонапарт, говоривший решительным голосом, по-прежнему вызывавшим безоговорочное повиновение.

Доминику предстояло выполнить рискованнейшую в его жизни миссию, всем участникам которой грозила смертельная опасность, и он не мог позволить себе хоть на йоту утратить ясность мысли и оплошать. Не важно, что ему уже заплатили, не важно, что, когда Наполеон окажется на свободе, миссия капера будет считаться выполненной, независимо от того, что ждет императора в дальнейшем. Доминик почувствовал себя причастным к его судьбе, гордость креола оказалась поставленной на кон. А гордость значила для Доминика больше, чем сколь угодно толстый кошелек. Капитан Делакруа за недолгий срок знакомства с Наполеоном Бонапартом проникся уважением к величию этого человека и сочувствием к превратностям его судьбы. Закоренелый прагматик был побежден.

– Я хотел бы отправить Женевьеву обратно на корабль, сир. После этого я немедленно присоединюсь к вам.
– Получив благосклонный кивок в ответ, Доминик пересек комнату и подошел к Женевьеве в тот момент, когда она собиралась отправиться в сад под руку с лордом Джоном Расселом.

– Дорогая, могу я отвлечь тебя на минуту?
– Он дружески улыбнулся лорду Джону, и тот поспешил вернуть мадам Делакруа мужу.
– Ты должна вернуться на "Танцовщицу", фея, - Доминик говорил по-английски, приглушенно и быстро, чтобы слуги-французы и итальянцы не могли его понять.
– Я останусь здесь, провожу императора в бухту, где он сегодня вечером сядет на корабль.