– Ты говоришь правду?

– Ну вот, теперь ты обвиняешь меня во лжи!
– Женевьева заплакала. Сначала я была распутницей, теперь - врунья.

– Я ни в чем тебя не обвиняю, фея, - осторожно сказал Доминик.
– Просто хочу убедиться, что на сей раз все правильно понял. Ты добывала информацию, играя в карты и обещая партнерам себя в случае их победы? Так?

– В двух словах - да. Может, и не слишком хорошо продуманный план, но... Только теперь я поняла, что они обменялись информацией и, наверное, поняли, что я не та, за кого они меня принимали. Вот я и пыталась усыпить их подозрения сегодня вечером.

Доминик нахмурился:

– Но это не все, что ты сделала, Женевьева.

– Нет.
– Она вздохнула.
– Но ты так рассердил меня своими инсинуациями и придирками. Конечно, ты не знал, скольких нервов стоило мне все это, а я не могла довериться тебе, потому что ты сказал бы, что я проявляю дурацкую щепетильность...

– Что, черт возьми, заставило тебя так думать?
– перебил Доминик, соображая, встряхнуть ли ее как следует, прежде чем обнять.

– Ну, ты ведь думал, что это такой простой план и что для меня было вполне естественно предложить его... Только, когда я говорила о нем, я не понимала еще...
– Пальцы ее лежавших на коленях рук сцепились в какой-то немыслимый узел.
– В тот момент мне казалось, что это все такая чепуха и.., и что это так вписывается в наше приключение. Ведь мы действительно лишь участники одного общего приключения, не то что уважаемые люди, и не принадлежим друг другу.

Доминик размышлял: сколько времени понадобится, чтобы убедить ее в том, что в их отношениях, быть может, есть и нечто другое - самое главное. Но Женевьева была так уверена в том, что говорила! Однако эту проблему он отложил на потом и вернулся к более насущной.

– Не понимаю, почему ты не доверяешь мне настолько, что не могла сказать: "Этого я делать не хочу"?
– мягко спросил он.
– Тебе пришлось выдержать такое нервное напряжение, намеренно заставляя меня думать совсем другое, в результате чего я не только не помог, но и усугубил твои проблемы. Сколького можно было бы избежать, если бы ты доверилась мне.

– Но откуда я могла знать, что ты поймешь?
– Женевьева впервые за все это время посмотрела на него.
– Ты принял мой план с такой готовностью, а, когда я возвращалась домой, вел себя так, словно ничего необычного не произошло...

– Было безумием с моей стороны то, что я согласился, - резко перебил Доминик.
– Но ты выглядела такой, черт возьми, самоуверенной, знающей, что делаешь. Я считал, что не имею права тебе мешать. А кроме того, казалось, что у тебя так здорово все получается, ты приносила столько нужной информации. Будь я проклят, Женевьева, ты нарочно заставляла меня верить, что тебе все это очень нравится! Меня терзала самая постыдная, мучительная ревность. Женевьева Латур. Самое опустошающее чувство из всех. Я никогда прежде его не испытывал и не был готов к нему. А ты подливала масла в огонь.

– Ревность?
– пробормотала удивленная Женевьева, вынимая ноги из таза.
– У тебя? Ко мне?
– Это было самое неожиданное открытие; на миг оно заслонило собой все ее телесные недуги и душевные раны.

– Именно!
– горько усмехаясь над собой, подтвердил Доминик.
– Ревность из-за флирта, в которые играл этот маленький фонтанчик женственности. Немедленно дай мне самую торжественную клятву, что никогда больше не будешь скрывать от меня ничего, что мне интересно и касается меня.
– Бирюзовые глаза смотрели строго.

– Если бы ты сказал мне, что чувствуешь, я бы призналась, - не стала спорить Женевьева, решив, что, судя по всему, от нее больше не требуют взять всю вину за случившееся на себя.
– Ты ничего не сделал для того, чтобы я сказала тебе правду, наоборот.
– Наклонившись, она вытерла ноги полотенцем, которое оставил Сайлас.
– У меня так болит голова, Доминик. Может быть, продолжим утром?

– Мне нужно твое твердое обещание.
– Подхватив под мышки, Доминик поднял ее на ноги, и в этот момент раздался громкий стук бронзового молоточка о входную дверь, разнесшийся по всему дому.
– Кого еще черт...

Отпустив Женевьеву, Доминик вышел и, перегнувшись через перила, посмотрел в вестибюль. Женевьева тихо подошла, встала рядом и тоже заглянула вниз. Сайлас уже спешил к двери, в которую продолжали стучать. А когда он открыл, месье Фуше бесцеремонно прошел мимо.

– Где месье Делакруа, приятель? Мне нужно немедленно переговорить с ним.

– Что за неотложное дело, Фуше?
– нарочито беспечно прокричал сверху Доминик.

– А, Делакруа!
– Посетитель приветственно поднял руку и, перескакивая через ступеньку, стал быстро подниматься по лестнице.
– Простите за столь необычное появление. Мадам Делакруа, к вашим услугам, - несмотря на явную спешку, он галантно поклонился босоногой Женевьеве.

– Мы очень рады видеть вас, месье, - сказала она, отступая в открытую дверь спальни.

К ее удивлению, француз воспринял это как приглашение и вслед за ней вошел в неубранную комнату: чулки и туфли валялись на полу рядом с тазом и мокрым полотенцем. Женевьева беспомощно посмотрела на Доминика. Тот позвал Сайласа.

– Что случилось, Фуше?
– прямо спросил он, протягивая нежданному гостю бренди, который чуть раньше налил для Женевьевы.

– Я.., э-э.., слышал.., э-э.., о кое-каких впечатляющих событиях на балу у Полански, - с необычным смущением произнес Фуше, - и счел, что мне не следует терять времени, поскольку ваше пребывание в Вене, очевидно, подходит к концу.