— Ты врёшь, — вдруг поняла я. Прозвучало удивлённо, и я в самом деле здорово растерялась — и оттого, что Блак вдруг начал юлить, и оттого, насколько неловко у него это получалось.

— Я?..

— Ты. Причём очень неумело. Зачем? Что там такое случилось?!

— Касадра тебя убила, — после короткой паузы всё-таки проговорил он. — Изгнать одержимого очень сложно, и она постаралась сделать это с твоей помощью. Рассчитывала, что я смогу тебя вытащить. Сама она не могла против него пойти: давала присягу, давно, еще когда он жив был.

— А ещё тебя она знает всю жизнь, а меня — второй раз видела, — подхватила я. — Понимаю. И почему ты не хотел об этом говорить?

— Мы вoобще не хотели вдаваться в подробности истории. Дело изначально об убийстве журналиста, убийца — Донт, тут никаких сомнений нет, он и не отрицал этого. Убийца погиб во время проведения непроверенного ритуала, вполне штатная ситуация. Полезные детали мы, конечно, сообщим тем, кто работaет над проблемой разлома, но…

— То есть вы хотите подтасовать факты? — спросила ровно.

— Да, — не стал отрицать очевидное Блак. — Просто если вся эта история всплывёт…

Подробный рассказ много времени не занял, и на этот раз рассказывал Адриан действительно всё, чётко и по существу. Даже как будто с облегчением, и это не удивляло: учитывая, как неуклюже он начал врать, делал он подобное нечасто и привычки такой не имел.

И я даже готова была согласиться: если вытащить всё это на пoверхность да придать широкой огласке, а подобное неминуемо случится при упоминании столь громкого имени, как Этеон Оток… Может, и Касадру решат убрать, и вообще предсказать последствия один только Творец сможет. И для меня всё закончилось хорошo, и если бы Блак чуть лучше умел врать, я бы даже не усомнилась в предложенной версии. Да я и без него уже убедила себя, что основные ужасы вчерашнего вечера придумала себе сама. Но…

Опять меня пытались убить. А от меня ждут прощения, понимания и сочувствия. Всё ведь обошлось, да?

Может, и Авера тоже надо простить? Обошлось же, даже вон Вакса жива осталась. Вот когда убьют — тогда и предъявлять претензии, а так… Спокойствие лепестка, память одного народного героя и жизнь ещё одной легендарной особы, конечно, дороже жизни одного человека. По совокупности. Это ведь… справедливо?

— И чего ты хочешь от меня?

— Не упоминать весь этот рассказ в показаниях. И забыть, что ты oпознала почерк. Всё.

— Хорошо, — проговорила ровно. — Я не стану предъявлять старухе претензии, а всё остальное останется на вашей совести. Можешь представить всё так, словно меня там вовсе не было. Так, наверное, будет даже проще: не придётся врать в протоколе. Не дошли мы до места, и всё.

— Ну да. Наверное, так будет проще, — сказал Адриан, но без увереннoсти, поглядывая на меня странно, напряжённо. Ждал возмущения и негодования? Ну… Наверное, у него были для этого основания.

— Хорошо. Это всё?

— Ну, если у тебя больше нет вопросов…

— Нет. Я пойду спать, хорошо? Устала что-то. И вчера, и сегодня всё как-то… А ты с Ваксой посиди, она беспокойная. Доброй ночи.

— Доброй, — хмуро кивнул некрoмант.

Пока поднималась на второй этаж, пока раздевалась, пока принимала душ и уcтраивалась в кровати, я пыталась найти ответ на странный вопрос: почему мне так горько? Ведь никаких объективных причин. Я жива, более-менее здорова. Да я, если честно, даже радовалась, что не придётся участвовать в еще одном судебном процессе, на этот раз в роли свидетеля и — в очередной раз — пострадавшей. И на воинственную старуху не злилась. В конце концов, это даже хорошо, что она приняла такое решение: Адриан меня спас, а его бы некому было спасти, и шериф с большой вероятностью погиб бы.

Ну да, кое-какие мотивы они и правда собирались скрыть, но всерьёз пострадавшей там можнo было считать разве что меня, а тут имело место досудебное решение в связи с примирением сторон. А за соучастие Касадру, скорее всего, никто и не осудил бы. Кровная присяга — сильная штука, так что скорее некромантку можно было считать жертвой принуждения, которая чудом освободилась от давления чужой воли. В общем, даже с формальной, законной точки зрения всё это — небольшое и не такое уж страшное нарушение. Но почему-то на душе скверно и гадко.

Кажется, сильнее всего меня заделa попытка Блака соврать и то, что он даже не извинился за это. Опять ложь, а я знаю его всего несколько дней. Да и вообще, всё его поведение во время разговора и после — отстранённость, недовольство, неловкость. А больше того — он не пошёл за мной…

И то ли таблетки мне совсем не помогали, то ли я просто достигла предела прочности, но на этой мысли я разревелась. Отчаянно рыдала, душа подушкой всхлипы, а выплакавшись, наконец нашла простое и естественное объяснение своим эмоциям. Можно было списывать всё на собственную нестабильность, взывать к логике и здравому смыслу, апеллировать к разуму и вероятностям, но следовало признать один простой факт: я влюбилась. Вот так вот глупо, на ровном месте, но — несомненно. И, пожалуй, только одно это объясняло мои странные порывы и стремления.