— Не орите так, — поморщился шериф. — Вы в суде себя так же ведёте, судья Шейс?

Я задохнулась от возмущения, открыла рот, чтобы возразить… и медленно выдохнула, прикрыв глаза, и спряталась за полупустой чашкой. Несколько секунд помолчала, пригубила остывший до самой удобной температуры кофе, пытаясь взять себя в руки. Похоже, вот и она — повышенная эмоциональность, о которой предупреждал менталист.

— Нет. Только после… болезни, — пробормотала тихо. — Простите. А у убитого не только со мной был конфликт. Не удивлюсь, если в столице у него oбнаружится скандальная репутация любителя чужого грязного белья. И вообще окажется, что он не гнушался шантажа. Да и сюда он ехал по какому — то делу, а меня хотел… разоблачить просто заодно, раз уж попалась пoд руку.

И я постаралась в подробностях припомнить всё. И того мужчину, с которым журналист ругался в Фонте, и то, что сам Вист успел сказать в купе. Впрочем, много времени это всё не заняло, и я сейчас жалела, что даже не попыталась подробнее расспросить попутчика о цели его поездки.

Когда Блак не пытался меня обвинить и не цеплялся попусту к словам, впечатление он производил гораздо более приятное. Во всяком случае, допрос вести явно умел, и под конец этого короткогo делового разговора я даже сумела вспомнить, что всё-таки слышала имя Виста. От Лики, причём исключительно как ругательство. Что — то она такое говорила про позор профессии, но в подробности я, конечно, не вдавалась. Очень хотелось посоветовать Блаку запросить информацию в столице, но рекомендации свои я оставила при себе: ну не совсем же он идиот, правда!

— Вот, прочитайте и распишитесь, если всё верно, — заместитель шерифа принёс мне заполненный протокол, который успел незаметно составить, и обменял на опустевшую чашку.

Почерк у мужчины оказался идеальным — ровным, разборчивым, аккуратным. У меня так не получается, даже если стараюсь и пишу медленно, а он ведь успевал конспектировать во время разговора! По содержанию вопросов тоже не возникло — ничего лишнего, всё на местах. Не знаю уж, как он успел, но явно чувствовался большой опыт. Шериф подмахнул бумагу не глядя.

— Я могу теперь забрать свои вещи? — спросила я наконец, так и не дождавшись комментариев по этому поводу, а выпотрошенная сумка продолжала сиротливо лежать на столе.

— Забирайте, — кивнул Блак.

И под непонятными, но пристальными взглядами мужчин я с облегчением принялась собирать всё вываленное обратно. Помощь никто не предложил, и это к лучшему: так помогут, что потом ничего не найдёшь.

Поначалу даже порадовалась, что теперь у меня хотя бы есть деньги. Точную сумму наличных я, конечно, не помнила, но общий вид кошелька и его содержимого не возбуждал подозрений в краже. Однако по мере возвращения содержимого в бесчисленные кармашки моё самообладание всё сильнее трещало по швам, а движения делались нервными, резкими.

Это оказалось демонски унизительно — вот так собирать вещи под задумчивыми взглядами мужчин. Личные, интимные даже предметы. Как будто меня саму раздели и пристально осмотрели со всех сторон, а теперь наконец милостиво разрешили одеться.

Умом я понимала, что эти двое — взрослые люди, и вряд ли у них, как у младшеклассников, вид женских гигиенических принадлежностей может вызвать бурную реакцию, они не такое видели и не за тем лезли в мою сумку. И, казалось бы, после всех событий последней кварты пора бы уже отрастить толстую шкуру, но… Как же мерзко!

— Где вы планируете остановиться? — голос шерифа заставил меня дёрнуться от неожиданности.

С ответом я так сразу не нашлась — просто не думала раньше над этим вопросом. Я же ехала к надёжному человеку и была уверена, что уж с жильём проблем не возникнет. А теперь…

— Здесь есть приличные гостиницы? — спросила мрачно.

— Есть. Но номер вы заранее не заказывали? Вы всегда так путешествуете — в никуда? — с насмешкой спросил шериф.

И я снова не выдержала.

— Я ехала по рекомендации человека, которому всецело доверяла, — выцедила зло, вцепившись в висящую на плече сумку так, что пальцы свело. — И этот человек уверял меня, что со всем необходимым поможет его надёжный товарищ. Очевидно, верила я ему совершенно напрасно, потому что, как вижу, врал он во всём, начиная с особенностей местного климата и связи и заканчивая надёжностью его якобы товарищей. Мне, конечно, раньше следовало сделать выводы о целесообразности доверия людям как такового и уж точно не стоило соглашаться на поездку в эту ворцом забытую дыру, гостеприимство которой оставляет желать лучшего. Если для вас назвать адрес — чрезмерное усилие, что ж, прекрасно, я спрошу кого-нибудь ещё, надеюсь, где-нибудь в oкрестностях найдётся человек, способный на элементарную вежливoсть. Но перед этим я бы хотела получить свои вещи. Или хотя бы официальный документ об их изъятии в качестве улик с подробной опиcью.

В горле стоял колючий, горький комок, и я чувствовала, еще немного — и сорвусь или в крик, или в слёзы.

Демоны бы побрали этих менталистов с их побочными эффектами…

— У вас что-то пропало? — мрачно спросил шериф, кивнув куда — то в сторону. Я не сразу сообразила, о чём он, поэтому замешкалась.

— Я имею в виду те вещи, которые остались в вагоне. Я так понимаю, место происшествия вы ещё не осматривали? Прекрасно. Значит, я поеду туда с вами.

— Вот ещё посторонних на месте преступления мне не хватало! — проворчал Блак.

— Поскольку это мои вещи, я желаю, что бы осмотр производился в моём присутствии. Имею право.

— Да уж, права вы свои явно знаете назубок, — мужчина поморщился.

— А вы к этому явно не привыкли, да? С деревенскими-то проще, им что сказал — то они и делают, независимо от законности.

— Нечего вам там делать, вещи потом заберёте. Ничего с вами до вечера не случится без них, а в гостиницу вас отведут, тут рядом, — возразил он.

— Уже случилось. Может, для вас, конечно, нормально — декадами не менять одежду, а я к такому не привыкла и привыкать не намерена. Я уж не говорю о том, что со здешней «курортной» погодой чудо, что я до сих пор не заболела.