Шрифт:
— Не надо так расстраиваться. — Вдруг заявила улыбающаяся Сетара. — Я узнала всё это из книг, вы же нашли сами. Вряд ли я смогла бы повторить ваш путь.
— Хорошо, мы обязательно посетим лабораторию доктора. Однако сейчас начинается церемониальный спектакль в честь моего отца. Я должен быть там.
Поднявшись, лорд Эграмон устремился к сцене и быстро занял центральное кресло, похожее на трон. В это время на к нему вышли две девушки и мужчина в маске демона.
— Какого?
Палаван с удивлением услышал, как Сетара в гневе сжала челюсти.
— Что всё это значит?!
— Да, так выглядит прощальный ритуал. — Заговорил севший на место Эграмона жрец Фиорий. — Суть этого обычая состоит в том, что две девственницы как бы жертвуют свою девственность демону, чтобы тот в награду сопроводил душу умершего. Сейчас Эграмон символизирует собой душу своего отца.
— И что?… Они собираются… прямо тут?! Какая мерзость!
Палаван с удивлением увидел, как Сетара закрыла своей малолетней любовнице глаза. Хм, может всё-таки это её дочь, а героине просто значительно больше лет, чем он думает? Это хоть как-то объясняло бы такой объём знаний.
Внезапно лорд Эграмон встал и махнул рукой, как бы приглашая Сетару подойти и принять участие в торжестве. Удивительно, как этот ловелас сохранял самообладание в такой близости от источника?
— Фиола, солнышко, досчитай до двадцати, и всё закончится. — Участливо произнесла героиня. В её бархатном голосе слышались несвойственные нотки ярости.
— Нет, не надо, он не понимает, что говорит! — Вдруг в панике закричал Фиорий, ненадолго ухватив за руку поднимающуюся Сетару.
— Он прав, не ходите туда! — Палаван понял, что ситуацию нужно спасать. Куда она собралась, героиня что, не в курсе?! Демон уже там! На сцене начиналась оргия.
Быстрой походкой Сетара выдвинулась в направлении действа. Ну вот, сейчас участников станет четверо, а то и пятеро. Даже с такого расстояния и при своём возрасте доктор Палаван чувствовал как будто ему двадцать лет. Что творилось в зале и говорить не стоит. Ну вот, как он и думал. Врач заметил, как на полпути Сетара как будто бы споткнулась и лишь стоящая рядом колонна не позволила ей упасть. На таком расстоянии у неё не было и шанса.
— Какого хрена?!
Фиорий вскочил на ноги одновременно с Палаваном. Вокруг героини замерцали белые искры. Резко восстановив равновесие, Сетара ещё быстрее направилась к помосту. Её шаг был твёрдым, она не попала под действие демонической ауры. Две девушки протянули к ней свои руки, приглашая на сцену. В последний момент Сетара также подняла свою руку, между её пальцев засверкали белые молнии, а затем вся рука как будто обратилась в какую-то световую длань. Палаван в шоке наблюдал как глаза девушек, ослеплённые похотью, сначала стали удивлёнными, а затем в них отразился ужас. Ухмылку Эграмона перекосило.
— Убили!!! — Внезапный крик разрезал томную атмосферу торжества.
Резко потеряв сознание, две девушки повалились на пол. Сетара, как будто не понимая где находится, ошарашенно оглядывалась по сторонам. Молнии и белые искры исчезли, как и воздействие демонической ауры.
— Убили, благородного убили! В винном погребе! — Кричал какой-то слуга, выбежав в центр зала.
Доктор Палаван уже ничего не понимал. Но, по сути, случившийся инцидент спас ситуацию. Её сила явно могла напрямую ударить в демона. Если бы это случилось … Шумно дыша, он сел обратно в кресло. На что ещё способна сила этой героини? Само её присутствие создавало угрозу миропорядку Теократии. Что ещё она натворит?
***
Тяжело дыша, Кималь тихо сидел в помещении кухни. Его руки тряслись от осознания произошедшего, скованный запретами разум до сих пор отказывался верить в то, что это всё наяву, а не в кратких счастливых моментах сна. Сейчас он вспоминал тот день, когда чёрные паруса Теократии показались на горизонте, как страшные люди в жутких костяных доспехах напали на его деревню. Защитники полегли сразу, а что мог сделать он, ученик шамана? Больных и немощных убили сразу, а оставшиеся были угнаны в рабство. Но это было только начало. С помощью своей чёрной магии, дарованной крейстарианцам их жуткими богами, поработители заклеймили всех захваченных колдовскими рабскими печатями, чудовищным продуктом чёрной магии. Как только подобная метка окажется на ком-то, то надежды уже не было. Чёрная зараза въедалась в саму душу своей жертвы, проникая в самые потаённые мысли и желания. Более ты не мог ослушаться своего господина, соврать ему или даже в мыслях высказать неповиновение. Наказание было стремительным. В башне новообращённых не смолкали крики, так печать ломала своих носителей. Свести её, вырезать вместе с кожей, отрубить руку — всё было бесполезно. Клеймо наказывало даже за мысли о подобном, кроме того, как говорили хозяева, если даже избавиться от конечности, то печать автоматически перейдёт на другое место. Надежды не было … до сего дня.
Убедившись, что все ушли, а еда мерно скворчит в печи и на каменных плитах, Кималь засучил рукав рубашки. Чёрный колдовской рисунок практически полностью распался. Та светлая госпожа, почётная гостья из далёких земель, коснулась его своей целительной силой в ходе обратного пути из Империи. Будь благословен тот час, когда он, опасаясь наказания, решил понести её сумку. После неудачного ранения он почувствовал, как мягкое тепло обволокло ладонь. Но в той силе таилось и что-то иное, простое целительство не могло оказать такого влияния. Какая-то куда как более воинственная магия с остервенением набросилась на сокрытую в клейме тьму. И потом… он впервые солгал своим хозяевам. Он был свободен, восхитительно свободен. Знала ли эта Сетара, что сделала, или это вышло у неё случайно? Знал ли враг, кого он пригласил в свои земли?
Кемаль улыбнулся. В силе этого страшного клейма таилась и его величайшая слабость. Поработители настолько привыкли к её безупречности, что тем самым полностью развязали ему руки. Он пришёл к своим же соплеменникам на кухню и спокойно соврал, что его отправили им помогать. Ага, с корабля на бал. Но кто же не поверит безвольному рабу? Да и кто захочет в здравом уме идти работать на кухню? Особенно в канун запланированного мероприятия по случаю приема дорогих гостей. Всех рабов держали впроголодь. Усиленно же тошнотворной бурдой кормили лишь тех, кто был занят на тяжёлой изнуряющей работе.